Темный маг и отворотное зелье
Шрифт:
С самого рождения я была папиной девочкой. Но он работал директором крупного химического комбината, где пропадал с утра до ночи, и видела я его нечасто. Мама хотя и сидела дома, внимания мне уделяла по минимуму. В два с половиной года отдала в детсад, а на лето отвозила к бабушке Лизе в маленький приволжский городок, который словно застрял где-то в девятнадцатом веке.
Как я любила эти тихие улочки, сбегающие к Волге, утопающие в садах домики с резными наличниками. Там все друг друга знали, а если и не знали, все равно здоровались при встрече. Еще любила забираться на чердак, грызть кислые яблоки и под шорох дождя читать дореволюционные журналы. Или
Бабушка Лиза умерла в апреле, пять месяцев назад. Я узнала об этом от мамы. Отец ушел от нее сразу после моего школьного выпускного. Первое время я жила у него, но потом он познакомился с Валентиной. Чтобы не мешать им, я сняла квартиру. Мама считала меня предательницей, и общались мы с ней в основном по телефону, да и то по делу.
Похороны она вполне ожидаемо повесила на меня. Заявив, что плохо себя чувствует и не может заниматься такими вещами. Спасибо хоть вообще приехала. Я бегала по всевозможным конторам, оформляла документы, выбивала место на кладбище, а матушка принимала соболезнования от соседей, помнивших ее сопливой девчонкой. И вот теперь оказалось, что я должна еще и домом заниматься!
– Света, – мама издала какой-то раздраженный и раздражающий звук, – я слишком занята. И слишком плохо себя чувствую. Если ты не можешь сделать это из родственного долга по отношению к бабушке, я могу отказаться от наследства в твою пользу. Тем более цена этим руинам три копейки.
Вот так. Я моментально оказалась корыстной тварью, которая пальцем не шевельнет без выгоды для себя, даже если это всего три копейки. Ее не интересовало, что у меня есть работа, что мне придется брать отпуск и тратить его не на отдых, а на оформление и продажу дома, который даром никому не нужен. Разве что под снос, да и то сомнительно. Но мама бы и палец о палец не ударила, и он стоял бы, пока не развалился. Я не могла поступить так с домом, где жило не одно поколение наших предков. Даже если его снесут после покупки, хотя бы заберу или пристрою в хорошие руки бабушкины вещи.
– Ладно, – обреченно вздохнув, сдалась я. – Оформи отказ, и я поеду.
Судя по тому, что она привезла нужную бумагу уже на следующий день, у нее все было заранее продумано и готово. Впрочем, один крохотный плюс во всем этом предприятии имелся.
Я проведу отпуск одна в городе своего детства. Возможно, Валерка обидится, что не поеду с ним на теплые моря, и тогда после возвращения легче будет поставить крест на наших отношениях. Я собиралась сделать это уже не первый месяц, но никак не могла найти повода. Главное – чтобы он не захотел составить мне компанию. Но вряд ли лощеный красавчик, для которого четыре звезды у отеля уже отстой, отправился бы в такое захолустье, где удобства во дворе.
Отпуск мне дали без проблем. Да и как иначе, если работаешь в отделе кадров того самого комбината, которым руководит отец. На следующий день я села на скорый поезд до Сызрани, откуда заказанное такси должно было отвезти меня в Хвалынск. Сутки с половиной в пути – и вот уже водитель выгрузил мой чемодан у хорошо знакомой калитки.
Мне нравилось приезжать к бабушке вечером, когда окна призывно светились, обещая тепло, уют и, разумеется, пирожки с яблоками и ревенем – мои самые любимые. Сейчас дом стоял темный, заброшенный. По спине побежали мурашки.
– Глупости какие! – сказала я вслух и сама испугалась
Встряхнула головой, достала из сумки ключи, открыла, подсвечивая телефоном, тяжелый висячий замок. Прошла по дорожке, поднялась на скрипучее крылечко из трех ступенек. Открыв еще один замок, втащила чемодан в сени. Раньше там круглый год пахло яблоками, сейчас – чем-то неприятным, затхлым. Пять месяцев после похорон сюда никто не заходил.
– Ну здравствуй, дом, – сказала я, медля на пороге и не решаясь пройти дальше.
2.
Дом, хозяин которого умер, всегда кажется осиротевшим. А если там к тому же долгое время никого не было, он становится пугающим, похожим на жилище призраков.
Вдохнув поглубже, я нашарила на стене металлический короб, щелкнула рычажком автомата и включила свет. Призраки если и были, попрятались по темным углам. Крутая деревянная лесенка вела из сеней на чердак, выкрашенная суриком дверь – в большую комнату, которую бабушка называла залой. Отапливаемая печкой, она совмещала функции гостиной и кухни. Кроме нее, в доме были еще две спальни, или «горнички»: теплая, которую тоже согревала через стену печка, и холодная, где я спала летом. Сейчас и в холодной, и во всем доме было, мягко говоря, нежарко. Топить печь не хотелось, и я вспомнила, что у бабушки был электрический обогреватель.
Когда в зале стало более-менее тепло, я сняла куртку, включила чайник, разогрела в микроволновке купленную на вокзале пиццу. Для начала предстояло наметить план действий. Пытаясь прожевать резиновое тесто, первым пунктом я мысленно записала нотариуса, который составлял бабушкино завещание, потом риэлтора. Конечно, оформлять дом на себя и продавать его я пока еще не могла, должно было пройти полгода с момента бабушкиной смерти, но терять время зря не хотелось.
Часы показывали всего половину одиннадцатого, к тому же в Саратовской области было на час больше, чем в Питере, но я так устала с дороги, что решила лечь пораньше. У печки стояла оттоманка – древняя лежанка вроде тахты с двумя валиками. Сев на нее, я убедилась, что пружины выпирают самым чудовищным образом. В холодной спать было все равно что на улице, поэтому вариант оставался только один: прихватить обогреватель и устроиться на бабушкиной кровати.
Застелив ее чистым ветхим бельем, пахнущим донником, я остановилась перед трехстворчатым зеркалом. Сразу три Ланы смотрели на меня из трельяжа. Несмотря на бабушкины запреты, в детстве я проводила перед ним немало времени, разглядывая свои отражения. Представляла, что это мои сестры-близнецы, живущие в зеркальном мире. Они приходили поболтать со мной, но, к сожалению, я не могла услышать ни слова. А если сдвигала боковые створки ближе друг к другу, получался бесконечный коридор, вглядываться в который можно было так же бесконечно.
– Откуда оно взялось? – спрашивала я, гладя резьбу подзеркальника. – Ему, наверно, очень много лет?
– Больше ста, – отвечала бабушка. – Говорили, что его привез из Италии для своей жены купец Красильников. Был он уже пожилой вдовец и женился снова на молоденькой девушке, красавице. Любил ее безумно, а она грустила. Считала его стариком. А может, печалилась по кому-то другому. Он делал ей дорогие подарки, а ее ничего не радовало. И вот Красильников привез это зеркало. Она не отходила от него целыми днями, все смотрела на себя, смотрела… А потом исчезла. Искали долго, но ни единого следочка не нашли. Решили, что поднялась на высокий берег и утопилась. Но кто-то пустил слух, что ушла в зеркало.