Темный огонь
Шрифт:
ГЛАВА 3
По дороге назад к Ньюгейту я долго не мог избавиться от неприятного осадка, оставшегося после встречи с неизвестным. Не был ли он неким образом связан со случаем Уэнтворта? Я имел неосторожность упомянуть о нем в Линкольнс-Инне днем раньше, а слухи среди людей моей профессии, надо сказать, разносятся быстрее, чем среди прачек в Моргейт-филдз. А может, этот парень был послан следить за мной верховной властью? Скажем, чтобы выяснить, в каких я состоял связях с бывшим темнокожим монахом? Впрочем, ныне к политике
Канцлер, очевидно ощутив мое волнение, замешкался и заржал. Возможно, причиной его внезапной тревоги была та жуткая вонь, что ударила мне в нос, когда мы проезжали скотобойню. Несмотря на то что городские власти пытались всячески призывать мясников к порядку, в такую жару сочившиеся по каналу на Блэддер-стрит зловонные флюиды были на редкость невыносимы. Если в ближайшее время погода не изменится, мне, пожалуй, придется последовать примеру некоторых состоятельных прохожих и покупать букетик цветов, чтобы прикрывать им нос.
Я проехал через Ньюгейт-маркет, по-прежнему находящийся в тени большой монастырской церкви Серых братьев, за витражными окнами которой король хранил награбленное во французских землях добро. За храмом показалась высокая городская стена и пристроенные к ней пестрые башни Ньюгейта. Главная лондонская тюрьма представляла собой старинное добротное здание. Ни в одном месте Лондона не было сосредоточено так много горя и скорби, как здесь, потому что судьбой большинства ее обитателей становилась смертная казнь.
Я вошел в таверну «Метла», работавшую круглосуточно и благодаря посетителям тюрьмы, должно быть, дававшую немалые прибыли. Вперив потупленный взор в запыленный дворовый сад, Джозеф сидел за столом и медленно потягивал из чарки пиво – легкий напиток, которым у нас принято утолять жажду каждый день. На столе лежал букет цветов. Возле Джозефа стоял хорошо одетый молодой человек, лицо которого являло собой образчик приветливости и дружелюбия. Между тем вид сэра Уэнтворта красноречиво свидетельствовал о том, что от данного разговора он чувствует себя, мягко говоря, не в своей тарелке.
– Пошли, приятель, – говорил незнакомец. – Партия в карты – и твоей тоски как не бывало. Тут неподалеку у меня есть дружки. Мы тебе составим отличную компанию.
Молодой прощелыга был представителем многочисленной армии вымогателей, которыми ныне кишел Сити. Обыкновенно, выбирая себе жертв среди приезжих, каковых нетрудно было отличить по скромной деревенской одежде, мошенники заманивали их в свои сети, чтобы вытряхнуть из них все деньги. – Прошу прощения, – я резко оборвал проходимца, занимая место на соседнем стуле, – нам с этим джентльменом необходимо поговорить наедине. Я его адвокат.
Молодой человек удивленно поднял брови и, обращаясь к Джозефу, добавил:
— В таком случае, сэр, вам все равно придется расстаться с вашими денежками. Правосудие требует толстого кошелька.
Проходя мимо меня, он слегка наклонился и тихо добавил:
– Горбатый кровосос.
К счастью, Джозеф не слышал его
– Я еще раз был в тюрьме, – мрачно произнес он. – Сообщил тюремщику, что приведу с собой адвоката. Заплатил ему еще шесть пенсов, чтобы он разрешил нам свидание. И что хуже, у него тоже оказался экземпляр той самой пасквильной листовки. Он сказал, что за пенни позволяет всем желающим подходить к камере Элизабет. И те через замочную скважину посылают в ее адрес всякие оскорбления. Кажется, это его очень забавляет. Но ведь это жестоко. Разве можно так делать?
– Подобные вещи, как правило, тюремщикам спускаются с рук. По всей очевидности, он рассказал вам об этом, рассчитывая получить от вас вознаграждение. В надежде, что за определенную плату вы уговорите его освободить вашу подопечную от подобных притязаний.
Джозеф поднял руку.
– Мне и так приходится платить за еду, за воду, за все. Большего я себе позволить не могу, сэр. – Он в отчаянии покачал головой. – Эти тюремщики самые бессовестные люди на свете.
– Да. Однако что касается собственной выгоды, им практически нет равных в находчивости и предприимчивости. – Я серьезно взглянул собеседнику в глаза и добавил: – Вчера я был в Линкольнс-Инне, Джозеф. Узнал, что в субботу суд будет проводить судья по имени Форбайзер. Должен заметить, это малоутешительная новость. Ибо этот человек глубоко чтит Библию. Он совершенно неподкупен.
– Но ведь это же хорошо. Я имею в виду то, что он божий человек…
Я замотал головой.
– Поймите, он неподкупен. И тверд, как скала.
– Вы хотите сказать, что его ничто не сможет пронять? Даже бедная и слегка тронувшаяся умом сирота?
– Он ни к кому не питает жалости. Мне доводилось иметь с ним дело при разбирательстве некоторых гражданских дел. – Я слегка подался вперед. – Джозеф, мы должны заставить Элизабет говорить. В противном случае можно будет на ней ставить крест.
Он закусил губу. Этот свойственный ему жест я уже замечал за ним неоднократно.
– Когда я вчера принес ей немного еды, она лежала, тупо вперившись в пустоту. Ни слова благодарности, ни жеста в ответ – ничего. Боюсь, она уже несколько дней не прикасалась к еде. Я купил ей эти цветы. Но навряд ли она на них даже взглянет.
– Ладно, посмотрим, чем я смогу ей помочь.
Он благодарно кивнул, после чего мы встали и направились к тюрьме.
– Кстати говоря, сэр Эдвин в курсе того, что вы обратились ко мне за помощью в этом деле? – спросил по дороге я.
Джозеф отрицательно покачал головой.
– Мы с Эдвином даже ни разу не встречались за последнюю неделю. С тех пор как я взял на себя смелость утверждать, что Элизабет невиновна. Он велел мне убираться из своего дома. – Искра гнева пронзила его лицо. – Он думает, что если я не желаю Элизабет смерти, значит, я против него и всех его потомков. – Впрочем, неважно, говорили вы или нет, – размышляя, произнес я, – он все равно мог об этом узнать.
– Почему вы так считаете, сэр?
– Неважно. Не имеет значения.