Темный путь
Шрифт:
— Под ноги смотри, негодный! Перепачкал всю посуду, сам вымывать будешь! Погоди вот у меня, доберусь я до тебя, научу уму-разуму, да что на дорогу смотреть нужно, а не ворон в небе считать!
У Йорунн мелькнула мысль, что именно вот такая обыденная суета обычно вытаскивает из состояния беспросветной печали. Как бы много люди не потеряли, с кем бы из родных и близких им не пришлось проститься навечно всего несколько дней назад, необходимость дышать, есть, пить, согреваться заставляла вставать и приниматься за работу, освобождая истерзанный разум от необходимости думать о своем горе.
Возле палатки обнаружился часовой,
— Который час? — обратилась к нему Йорунн.
— Восьмой колокол уже был, миледи, — ответил он, с откровенным любопытством разглядывая девушку. Йорунн с досадой отметила, что в последнее время просыпаться неизвестно где в непонятном состоянии становится почти привычкой.
— Где тут можно умыться и найти коней? Мы прибыли вчера, мои вещи остались в седельных сумках, — спросила она.
— Ваши сумки внутри, миледи, — сказал стражник, указывая на палатку. — Ручей вниз по склону, тут недалеко. И у меня приказ проводить вас к правителю, когда вы будете готовы.
Йорунн поблагодарила стражника, нырнув в спасительный полумрак шатра. Действительно, сумки оказались около постели. Наскоро переодевшись и убрав длинные волосы в косу, Йорунн отправилась на поиски воды. Ручей, точнее, целая речка, обнаружился в паре десятков шагов от палатки. Холодная вода выбила остатки сна, вернув голове способность мыслить ясно, так что через десять минут в сопровождении стражника она уже шла к большому шатру в центре лагеря.
Воин пропустил Йорунн вперед, охрана на входе молча расступилась. Внутри шатер оказался разделен на две части широкой занавесью, передняя часть служила приемным покоем, задняя, по-видимому, была личным пространством Хальварда. Из-за полога доносились обрывки разговора. Йорунн растерянно огляделась, не зная, стоит ли ей пройти дальше. Взгляд ее упал на стол в углу, на столе лежал хлеб, масло, сыр, яблоки, стоял кувшин с водой. Живот тут же напомнил о себе звонкой трелью. Разговор прервался, и из-за занавеси вышли Хальвард и Ульф.
— Доброе утро, милорд. Вы звали меня?
Правитель выглядел гораздо лучше, чем вчера ночью. Лицо вернуло прежний человеческий вид, тени бесследно растаяли, только глаза остались уставшими.
— Да, садись и поешь. Вчера было не до еды и долгих разговоров, да и сегодня времени на это почти не будет. Рад, что ты держалась так достойно. Сейчас нас ждет суд, затем снова в дорогу. Собери свои вещи и будь готова выступать сразу после полудня.
— Хорошо. Могу я спросить?
— Да, говори, — Хальвард устало потер глаза.
— Что теперь станет с жителями деревни?
— Им помогут похоронить павших, восстановить дома тем, кто захочет остаться. Но думаю, что многие уйдут на новое место. Я выделю им охрану.
— А почему на этих людей напали? Это ведь не богатый город и не крепость, какой смысл в подобной жестокости?
— На твой вопрос есть два ответа и ни одного. Но об этом после и в другом месте.
К десятому колоколу все жители деревни, кто мог стоять на ногах, собрались на площади. Вместе с ними пришли солдаты и те, кто прибыл вчера с правителем. Сам Хальвард занял место в кресле по центру, рядом с ним встал Ульф, чуть позади — начальник пограничного отряда. Пленников согнали в кучу посреди открытого места, вид у них был жалкий. Когда стих звук колокола, Хальвард поднял руку, призывая всех к тишине. Все разговоры смолкли, только взгляды погорельцев
— Я, предводитель войск Недоре, Миаты и Зеленый островов, Ульф Ньорд по прозвищу Черный Волк, от имени своего правителя, а так же от имени Империи и согласно ее законам, обвиняю этих людей, — жестом он указал на связанных, — в том, что они нарушили границы герцогства, принесли войну, кровь и смерть невинным жителям империи. В доказательство своих слов я готов представить свидетелей нападения. В качестве наказания по законам империи, те, кого признают виновными, должны быть сожжены заживо на главной городской площади. Однако по приказу правителя Хальварда Эйлерта Эйнара, я объявляю о том, что виновные будут повешены на месте, а тела их не будут приданы достойному погребению, ибо те, кто убивает женщин и детей не достойны найти успокоения ни в воде, ни в земле, ни в воздухе. Есть ли присутствующих те, кто хочет выступить с опровержением моего обвинения или приговора вашего правителя?
Но над площадью висело мертвое молчание.
— Если ли среди обвиняемых те, кто может доказать свою непричастность?
И вновь тишина стала ответом.
— Тогда, по закону и праву обвинителя, я приказываю каждому из этих людей по одному выйти и предстать перед судом.
47. Суд
Охрана вывела первого из пленников вперед. Тот дрожал и с бессмысленной надеждой скользил взглядом по толпе вокруг. Черный Волк тем временем продолжил, вновь обращаясь к жителям деревни.
— Есть среди вас те, кто под присягой могут подтвердить виновность этого человека? Те, кто видел своими глазами преступление, в котором я обвиняю этих людей?
— Я видел, — отозвался из толпы хмурый чернобородый мужчина с перевязанной головой. — Клянусь небом, я видел, как он — его палец указал на связанного, — застрелил мою жену.
— Я тоже видел! — отозвался еще кто-то, а затем еще и еще.
Пленник окончательно потерял контроль над собой и рухнул на колени в пыль, обращаясь только к правителю:
— Умоляю, пощадите!
Но Хальвард ни словом, ни жестом не ответил на этот крик. Пленника оттащили и вывели следующего. Так продолжалось со всеми, кого в это утро привели на площадь. Один за одним разбойники представали перед толпой, и каждый раз находились свидетели их преступлений. Единственным, кто держался относительно достойно, оказался главарь банды. Он не стенал и не просил о милости, только смотрел на людей с холодным презрением, покорно принимая свою судьбу.
Последним вывели на суд тощего паренька, почти мальчишку. Тот был испуган настолько, что ноги его уже не держали, а из глаз текли слезы. На секунду Йорунн стало жалко парня, а потом перед глазами встали картины сгоревших домов и изуродованных тел, жалость отступила. И тут произошла заминка.
Никто из присутствующих не обвинил парня, никто не смог припомнить его ни на пожарах, ни среди сражавшихся. Ульфу пришлось дважды повторить свой вопрос, но толпа молчала. Внезапно в задних рядах возникло какое-то шевеление, люди расступались, пропуская вперед совсем юную девушку с пепельными косами. Та громко и быстро что-то говорила на диалекте, который Йорунн разбирала с трудом, и указывала на дрожащего парня. Следом за ней из толпы протолкался старик, придержал девушку за плечо, а потом обратился к Ульфу: