Тёмный путь
Шрифт:
Почему тьма втянула её в себя именно сейчас, когда было принято решение сбежать от всего этого? Случайность? Может быть, под предупреждением, что по тёмному пути нельзя ходить, отец имел в виду не путешествия вдоль неведомого следа, а пребывание внутри него? Мертвецы же были в конце и так, и эдак. Раньше Кира только касалась призрачной тьмы, иногда пересекала её, но никогда не пропускала сквозь себя, не задерживалась в потоке. Если это последний отрезок чьего-то жизненного пути, мог ли он совпасть с её собственным путём, спровоцировав тем самым этот неправильный обморок? Или беспокойные души на той стороне осознали,
Голова шла кругом от обилия вариантов, которые следовали вереницей один за другим, создавая всё более немыслимые картины. Кира останавливалась на каждом, тщательно обдумывала, отвергала и переходила к следующему. Не для того, чтобы понять причину – она просто боялась возвращаться мыслями к голосу, который слышала там, в пристанище мёртвых. Ей было больно думать об этом. Так больно, что горло сжималось, выдавливая из глаз непрошенные слёзы.
Вознаграждение… Что отец хотел этим сказать? Может, изменившиеся ощущения – это часть того самого вознаграждения? Эдакий аванс? Но зачем ей дали это новое восприятие? Да, теперь она отчётливо видела направление тёмного пути. Кроме того, откуда-то взялось знание, что покойник, которого она найдёт, если пойдёт по этому следу, умер своей смертью. Она даже, кажется, представляла себе, как выглядит усопший – это пожилая женщина, сморщенная старушка с некрасивой родинкой на переносице ближе к правому глазу. Кира видела эту женщину впереди призрачной толпы там, во тьме.
Погрузившись в раздумья, девушка даже не заметила, что идёт параллельно тёмному потоку, пока не оказалась во дворе неподалёку от остановки. Это был старый район города с утопающими в зелени узкими улочками и четырёхэтажными кирпичными домами, которые выглядели убого, но всё равно уютнее, чем новостройки. След уходил к одному из таких домов, и у подъезда, в полумрак которого он нырял, собралась стайка местных жителей, которые живо обсуждали главные новости дня. По сочувствию на их лицах Кира поняла, что эти люди знали умершего. Или умершую, если новое знание даёт верные подсказки.
Подслушивать нехорошо – эту прописную истину она отлично усвоила ещё в детском доме, где за малейшим проявлением излишнего любопытства неизменно следовали нудные наставления о правилах поведения в обществе. И всё же Кира подошла поближе к подъезду, привлечённая не столько болтовнёй, сколько тем, что тёмных потоков здесь было сразу два.
Точнее, это был один и тот же путь, но направления двух его рукавов были противоположными – один уводил со двора, а другой возвращался назад, но уже с другой стороны. «Наверное, старушка сначала вышла из подъезда, а потом вернулась и умерла», – предположила Кира, прислушиваясь к разговору соседей усопшей.
– Ох, горе-то какое…
– Да кому горе-то? Нинка теперь хоть вздохнёт свободно. Сколько она мучилась? Два года? Три? Михална то окно с дверью попутает, то на помойку сбёгнет, думая, что это магазин. И ладно если сама верталась, а то как ускачет куда, и ищи-свищи, как сегодня. Я Нинке сто раз говорила – отдай бабку в дом престарелых, пусть там с ней возятся.
– Да тьфу на тебя! Ты сама-то отдала бы родного человека?
– А и отдала бы. Ей-то что? Она Нинку не узнавала даже уже. Ни себе жизни, ни дочери. Спасибо жаре, освободила бабу наконец-то
– Да хватит квохтать, куры неугомонные, – вмешался в разговор женщин сидящий на скамейке старичок. – Отмучилась Михайловна, а Нинке всё одно горе, хоть и свобода теперь. Хоронить-то когда будут? На таком пекле долго-то держать негоже.
– Так завтра. Переночует Михална дома, а потом в последний путь провожать будем.
– Не, сейчас не модно это, – авторитетно заявила одна из тёток. – В морг отвезут, чтоб в холодильнике дожидалась родственничков, а там и оденут, и отпоют, а оттуда потом сразу на кладбище. Мы Семёна так хоронили. Нет сейчас традиций таких, чтоб покойника в доме держать. О! А вот и машина из морга. Всё, как я и сказала.
Во двор въехал чёрный катафалк, который вряд ли принадлежал городскому моргу. Скорее, какому-нибудь агентству ритуальных услуг. Машина остановилась прямо перед подъездом, и болтливые тётки притихли, с любопытством наблюдая за дюжими молодцами, которые достали из кузова носилки и с непроницаемыми выражениями на лицах отправились выполнять свою работу.
Кира задержалась в этом дворе только ради того, чтобы убедиться, что тёмный след потянется за автомобилем туда, куда повезут тело. Она не ошиблась, но морального удовлетворения это не принесло. Проводить покойницу вышла та самая родственница, несчастную долю которой так живо обсуждали соседи. Женщина плакала, ей громко сочувствовали, и Кира сбежала оттуда, потому что тоже была готова разрыдаться, приняв близко к сердцу чужое горе.
Ноги сами понесли её в сторону кладбища, куда она старалась ходить как можно реже, чтобы не бередить старые раны. Бабушка и дедушка, мама и папа, маленький Женька и дядя Петя – почти все, кого она любила, были здесь. У неё остались только Колька и тётя Оля, склонная перекладывать вину за гибель мужа на плечи Киры только потому, что девочке удалось выжить в том кошмаре тринадцатилетней давности.
Где-то были ещё родители отца, но Кира понятия не имела, где они, живы ли, и почему в семье было не принято говорить о них. Они даже на похороны своих сыновей не приехали, и Коля тоже ничего про них не знал. Их словно вычеркнули из жизни, договорившись никогда не вспоминать.
Могилки с гранитными надгробиями были чистыми, и у каждого памятника стояли в воде свежие цветы. Кира знала, что это Ольга Вадимовна постоянно ходит сюда, наводит порядки, проведывает любимого человека, которого потеряла, и тех, кто был ему дорог. Только вот к могиле деверя, по вине которого случилась трагедия, она раньше никогда не притрагивалась. Коля говорил, что платил кому-то за то, чтобы здесь было чисто, а цветы никто, кроме Киры, к последнему пристанищу её отца не носил.
Повинуясь сиюминутному порыву, девушка достала телефон из рюкзака и нажала кнопку вызова напротив номера Николая.
– Кирюш, извини, я занят, не могу сейчас говорить, – ответил он после первого же гудка.
– Я на секундочку, Коль.
– Что-то случилось?
– Нет, всё хорошо. Просто передай тёте Оле спасибо за то, что она поставила цветы на папину могилку. Для меня это очень много значит.
– Кир, какие цветы? Мать второй месяц в гипсе сидит. Я же тебе говорил, что она ногу сломала. Ладно, всё, пока, позже созвонимся.