Темный разум
Шрифт:
Не получив более подробных объяснений маневра, я запросил компьютер машины и принял автоматическое сообщение от субразума Амистада. Как выяснилось, к приземлениям на камни тут относились с неодобрением, поскольку опустившаяся машина могла раздавить множество обитающих на них пеннустриц, находящихся под охраной. В ответ на новый запрос мне сообщили и причину данной заботы: в пеннустрицах содержался большой объем генетически закодированной информации эшетеров. В сущности, они принадлежали единственному разумному эшетеру, живущему на этой планете, существу, именовавшему себя Ткачом. Государство не хотело раздражать автохтона даже
Я надел респиратор и вышел из машины. Под подошвами громко хрустели стебли, Рисс с шуршанием следовала за мной. Вся поверхность камня была усеяна этакими полупрозрачными перевернутыми блюдечками около дюйма в диаметре. Внутри защитных «куполов» смутно различалось шевеление мягкотелых моллюсков.
— Я не знаю, кто я, — произнес я.
Приподнявшаяся рядом Рисс откликнулась:
— Я тоже.
Я обернулся на змею–дрона:
— Ты «тоже» не знаешь, кто ты, или «тоже» не знаешь, кто я?
— И то и другое.
Солнце садилось, и казалось, что позеленевшее светило тонет в облаках и вот–вот опустится на землю. Ответ Рисс не слишком озадачил меня. Припомнив историю дрона, я предположил, что не знать, что она такое, — вечный недуг Рисс. Она была создана лишь для одной цели и теперь устарела. А когда Пенни Роял ввинтился в ее разум, он оставил там пустоту, которая в конечном счете заполнилась желанием отомстить ИИ.
— Пенни Роял влез в мои воспоминания, добавил к ним кое–что, а может, и кое–что изъял. Но память — всего лишь один аспект структуры разума. Остается только гадать, не нахимичил ли он с «программным обеспечением» и хранимой информацией.
— Да.
Больше Рисс ничем меня не поддержала.
— Я уже не знаю, что правда, а что — нет, не знаю, могу ли доверять себе. Ненавижу ли я Пенни Рояла на самом деле? Да, он убил меня на Панархии, меня и всех моих друзей. Но я, оказывается, не видел, что он делал после той бомбардировки, у меня на самом деле не было времени, чтобы взлелеять предполагаемую жажду мщения.
— О самом себе тебе известно лишь то, что не является правдой. — Повернувшаяся ко мне Рисс снова открыла свой черный глаз.
Я кивнул. Становилось все темнее, на темно–лиловом небе зажглись звезды и раскинулась обширная туманность. Зрелище было прекрасным — и, конечно, казалось мне знакомым. Но в данный момент это не имело для меня значения. Я просто любовался, отмахнувшись от самовольной «знакомости».
— Я никогда не был в плену у прадоров, никогда не страдал, измученный пауком–рабоделом. Никогда не видел зверств, свершенных Пенни Роялом после Панархии, не копил ненависти, не приходил к мысли превратить себя в абсолютное оружие возмездия.
Я умолк, наблюдая, как выскакивает из–за горизонта одна из стремительных лун этой планеты. По земле вокруг нас побежали тени. Одна из них показалась мне весьма странной.
— Знаешь, — продолжил я, — если кто–то захотел создать орудие — охотника, твердо намеренного выследить Пенни Рояла во что бы то ни стало, то этот охотник — я. Только вот меня сотворил сам Пенни Роял.
— Возможно, он захотел быть наказанным, — сказала Рисс, вглядываясь в темноту за нашими спинами.
— Выходит, я — его способ самоубийства, так, что ли?
Молчание дрона говорило о том, что ответов у нее не больше, чем у меня. Я стоял, погруженный в размышления, отстраненно наблюдая
— За нами следят.
— Да неужели? — протянула Рисс.
Она все еще смотрела куда–то назад, и я тоже обернулся, чувствуя, как побежали по спине мурашки. Оно припало к земле в развилке ручья — гигантская светлая туша размером почти что с африканского слона. Да оно и походило чем–то на слона. Оно пило — теперь я услышал плеск и причмокивание. Потом существо закончило пить, попятилось и село на задние лапы. Тело его обвисло, обретя форму пирамиды из плоти, под лоснящимся куполом головы сверкала тиара из зеленых глаз. Щелкнув, открылся огромный утиный клюв, выставив на обозрение острые белые зубы, после чего тут же закрылся. Похоже, существо наслаждалось утоленной жаждой.
— Сигнала нет, — прошептал я, подразумевая оповещение о капюшонниках.
— Естественно, — ответила Рисс.
Естественно?
Теперь я заметил, что существо держит в одной из черных клешней «трезубец» — три сросшихся боками ракушки, на концах которых что–то поблескивало. На наших глазах существо сунуло длинный коготь в один из конусов и извлекло часть тройного тела моллюска. Секунду полюбовавшись лакомым кусочком, существо сунуло его в клюв и сглотнуло. Потом опустошило две другие раковины, съело мясо, изучило скорлупки и отбросило их. И вдруг одним неуловимым, струящимся движением сигануло через ручей и двинулось вверх по склону прямо к нам. Меня пробрала дрожь: я точно знал, что ни одна моя часть никогда не видела, как питается уткотреп.
— К сведению, — проскрипел голос поблизости, — если попытаетесь применить силу, я буду вынужден оглушить или ликвидировать вас — это касается и тебя, дрон–змея.
— Правда?
Оглядевшись, я заметил дрона–краба, зависшего всего в паре ярдов за нашими спинами.
— Правда, — ответил он. — Пусть у меня самого нет активной мощности, но с орбиты прямо на вас наведены лучи двух лазеров.
Теперь я понял, что имела в виду Рисс. Дрон защищал уткотрепа. Меж тем к нам несся, как игривый двухтонный щенок, коренной житель планеты. Известный как Ткач, воскрешенный, он являлся единственным живым образчиком расы эшетеров, расы, предположительно истребившей саму себя. Хорошо еще, что, приблизившись, существо замедлило ход. Но все равно оно нависло над нами, сгорбилось и, точно близорукий, пристально изучило нас обоих по очереди. Затем, похоже, удовлетворившись осмотром, снова уселось на задние лапы. Я глядел на существо, оно — на меня. Теперь я заметил, что у него с широкого пояса, умело сплетенного из стеблей флейтравы, свисают какие–то приборы. А сбоку к голове прилажено нечто, подозрительно напоминающее «форс» серии Джи–Хром. Потянувшись к поясу, существо «разломило» одну из своих передних конечностей, так что из каждой половины показались по три когтя, и аккуратно сняло с пояса предмет.