Тень Александра
Шрифт:
Гиацинт лишь улыбнулся и протянул мне кожаную барсетку:
— Здесь вы найдете кредитную карту и наличные деньги. Еще есть вопросы?
— С кем мы войдем в контакт? — спросил я.
— Ни с кем. Если потребуется, мы сами свяжемся с вами.
— И кто же будет нашим новым ангелом-хранителем, если вы отказываетесь?
— Считайте, что у вас его больше не будет. Теперь вы все знаете, вы согласились на сделку, и вам придется выкручиваться собственными силами.
— Понятно. А если наши преследователи снова нападут на нас?
— Я не говорил, что эта миссия безопасна. Впрочем,
Ганс пробурчал какое-то ругательство. Амина стиснула зубы, а я нехотя подчинился.
— Я ждал, когда вы потребуете их у меня, — выдохнул я.
Он взял драгоценные предметы и вышел из комнаты, наверное, для того, чтобы спрятать их в какой-нибудь сундук или другое укромное место. Теперь я больше не буду чувствовать меч на…
— А это что означает? — спросил я, обнаружив пистолет, лежащий в глубине кожаной барсетки, которую я держал в руках.
— Стопроцентный углерод, с боеприпасами, — сказал Гиацинт, беря у меня оружие, чтобы оттянуть предохранитель и спустить его с сухим щелчком. — Стреляет при помощи сжатого воздуха. — Он выстрелил в толстую подушку, мы все трое подскочили. — Действует на расстоянии пятидесяти метров и не улавливается ни одним детектором. Настоящее маленькое технологическое чудо.
Он протянул его мне, я с отвращением взял.
Частный самолет нашего нового спонсора доставил нас в Стамбул, откуда мы на такси переправились в Чанаккале, в отель «Троя», где нас ждали забронированные комнаты. Каждая комната носила имя какого-нибудь мифологического троянского героя. Моя — шутка Гиацинта? — называлась комнатой Патрокла, верного соратника Ахилла, комната Амины носила имя Елены, а Ганса — Гектора. «Троя» была маленькой туристической гостиницей, без особых претензий, наверняка ее выбрали, заботясь о том, чтобы мы были подальше от глаз людских, и Ганс после перелета на роскошном реактивном самолете не скрывал своего разочарования:
— Какое убожество!
В комнатах не было кондиционеров, а окна выходили на шумную улицу. Это, правда, не помешало нам уснуть, и мы спали как сурки, пока Амина не разбудила нас в десять часов утра.
Мы взяли в гостинице европейский завтрак и, перед тем как отправиться на автобусе в археологический музей, заглянули в доки, где вовсю кипела работа, и в порт, где стояли несколько небольших прогулочных судов.
— Девочки в мини-юбках! — закричал Ганс, указывая на группу молодых женщин на террасе кафе какого-то отеля. — Давно не видел!
Амина рассмеялась и тихонько ткнула его локтем в бок:
— Не так громко, Ганс. Многие турки говорят по-французски.
— Посмотри туда, — прошептал он.
Через окно автобуса он указал на группу женщин, из которых более молодые были одеты по-европейски в летние платья, а те, что постарше, закутаны в традиционные покрывала.
— Чанаккале стоит на перекрестке дорог с начала мира, Ганс, — вмешался
— Угу, но не здесь, а на горе Арарат, на границе с Ираном и Арменией. А там что, на той стороне? — спросил он, показывая на противоположный берег пролива.
— Европа, — ответила за меня Амина. — Мы находимся на стыке двух континентов. Чанаккале стоит на страже пролива Дарданеллы, раньше он назывался Геллеспонтом, и тянется вдоль его берегов. Мы на линии слияния Эгейского и Мраморного морей, а последнее, в свою очередь, соединяется с Черным морем через Босфорский пролив, вон там. Чанаккале долгое время оставался главным форпостом Константинополя и портов Черного моря, отсюда и его важная роль во время Первой мировой войны.
— А где же Троя?
— В тридцати километрах отсюда, около деревни Гисарлык, — сказал я, указывая пальцем на точку на горизонте.
— А в музее, куда мы едем, — уточнил Ганс, — выставлены предметы, которые нашли на городище?
— Да. Кроме троянского коня, я полагаю.
— К сожалению, кроме коня.
Через сорок пять минут тряски в автобусе мы наконец приехали в музей, маленький, но ухоженный.
Один из смотрителей музея после телефонного разговора, который длился довольно долго, сказал нам, что профессор Тул сейчас занят на реставрационных работах, но выйдет к нам, как только освободится, уже скоро. Мы представились сотрудниками французского университета, которые, оказавшись в этих местах, хотели бы отдать ему дань уважения. То, что меня сопровождали молодая женщина и совсем юный молодой человек, возможно, успокоило славного профессора, который, по словам Гиацинта, после «несчастного случая» с подозрением относился ко всем.
Мы убили время, побродив по галереям, что, впрочем, не слишком нас огорчило, потому что экспозиции в некоторых залах были необыкновенно богаты, а кондиционированный воздух — очень приятным после уличного пекла. Я отметил про себя, что Ганс задает множество вопросов Амине об экспонатах, выставленных в витринах. Я не стал бы пока утверждать, что вирус археологии начал заражать его, но этот интерес был добрым предзнаменованием. И то правда, не многие студенты имели возможность столько же узнать о своей будущей профессии, сколько он за эти несколько дней. Охота за сокровищами, преследования, схватки, крушение цивилизаций… короче, здесь были представлены все элементы приключенческих фильмов. Казалось, что он забыл о смертельной опасности, — так юнцы хоронят в недрах своей памяти неприятные воспоминания, чтобы жить только настоящим.
— Профессор Лафет?
Мы обернулись и в глубине зала, где были выставлены античные сокровища, увидели мужчину лет шестидесяти в инвалидном кресле. Румяный, загорелый, с шевелюрой и бородкой, тронутыми сединой, Эдвард Тул с первого взгляда навел меня на мысль о сказочном гноме. Его простота и мягкий голос сразу же внушили доверие, но, когда он смотрел на вас, в его маленьких черных глазках проскальзывало что-то хищное. Как у тех кошек, которые мурлычут, когда их гладят, а потом неожиданно выпускают когти, чтобы расцарапать вам руку.