Тень альпиниста
Шрифт:
Двое сидели у самого костра, а он – чуть поодаль. Никто не двигался, все молча смотрели на пламя.
Только однажды, и то на короткий миг, он всё же испытал острое чувство, которое, правда, сразу забыл. Случайно взглянув на друзей, вдруг поразился: они были необыкновенно красивыми — настолько, что захватило дух. Наверное, такое впечатление создавали отсветы пламени, тихая звёздная ночь… Он знал их обоих давно, странно, что раньше этого не замечал…
Костёр полыхал вовсю, плясало извивное пламя, всё вокруг давно поглотила кромешная тьма. Он больше
Неожиданно краснота сузилась, позолотилась, превратилась в похожий на молнию летящий зигзаг, очень яркий: пылающий контур вершины хребта!.. Да, было утро. Пики и скалы вверху на противоположной стороне ледника горели огнём, чуть ниже лежала прозрачная синяя тень восточного хребта, из-за которого, видимо, уже показался край солнца. Сияющая золотом зигзагообразная полоса на вершине хребта справа обрывалась на повороте, в самом начале отвесной стены, где всё было в тени, кроме трёх белых пиков. Ни облачка в синеве.
Ещё не совсем проснувшись, он посмотрел туда, где видел костёр. Пустынная, мёртвая насыпь. Сердце упало: ушли… или и не было никого…
Попытка подняться окончилась неудачно: сдавленно застонав, он снова сел. Тело отекло и заледенело, каждое движение причиняло боль. Как только пришёл в себя, попробовал пошевелить пальцами рук – удалось, затем разработал кисть… Когда наконец он с огромным усилием встал, то чудом остался на ногах – в глазах потемнело, скалы, хребты закружились, всё поплыло. Однако немного спустя он смог сделать шаг, чуть попозже второй…
Неподалёку на красноватом скалистом зубце виднелся рюкзак. Дорога туда была мучительная и долгая, труднее всего оказалось вскарабкаться на зубец и спустить рюкзак вниз. Открыть его было тоже непросто: замёрзшие руки не слушались, мешала запёкшаяся на пальцах кровь. Потом он сидел и жевал сухари…
Между тем насыпь уже блестела на солнце, и граница тени, на глазах поднимаясь по склону, всё ближе подбиралась к лежавшему чуть в стороне рюкзаку – скоро будет тепло…
Немного отдохнув, он попытался сосредоточиться, но мысли не связывались, путались, ничего не было понятно. Правда, значения это и не имело: он и так знал, что ему делать.
Собравшись с силами, подтащил поближе рюкзак, набросил лямки и встал, с трудом удержавшись на ногах. Посмотрел вниз, где виднелась верхушка пепельно-рыжей скалы у слияния ледников, на насыпь, хребты и на небо, постоял и пошёл в направлении перевала.
Ослепительный солнечный свет, синева не только не рассеяли вчерашнее ощущение ирреальности, но, наоборот, даже усилили его. Гигантский каменный амфитеатр, особенно живописный ярким прозрачным утром, по-прежнему казался какой-то невероятной галлюцинацией, красивым, однако навязчивым сном.
Вскоре попался небольшой глинистый участок среди каменных глыб, на котором сохранились следы. Чёткие, хорошо отпечатанные. Прекрасно читались рельефы подошв. На первый взгляд – один человек, но при внимательном рассмотрении – двое, если не трое, шли след в след. Он заметил следы, только когда уже наступил на первый, причём прямо на отпечаток, без всякого смещения. Шли точно той же дорогой и точно так же, как он.
Меж каменных пиков блеснуло солнце, лучи ослепительного света и обжигающего тепла ринулись вниз. Кровь постепенно согрелась, идти стало легче. Боль, тяжесть, одышка утихли, установился более или менее привычный ритм. Петляя в хаосе скал, пробираясь проёмами, карабкаясь вверх, затем осторожно спускаясь, шёл он, наверное, час. Всюду текли и журчали оттаявшие на солнце ручьи.
Поднявшись на очередной высокий отрог, он вдруг резко остановился, неожиданно для себя самого. И лишь через долгий, застывший в безмолвии миг сообразил почему.
Путь преграждало крутое, казалось, местами отвесное русло сыпучих камней. Начинаясь у горных вершин, русло падало вниз, к леднику, где бушевала река. Чуть ниже по течению поток, превращаясь почти в водопад, уносился в зияющий грот под колоссальными толщами льда и исчезал в черноте.
В этом мгновении, в остановившемся времени, не было больше ни мыслей, ни чувств – лишь нарастающий ужас… Но вызывала его не крутизна, не опасность, даже не смерть, а чёрный грот, и чем дольше он вглядывался в него, тем труднее было отвести взгляд.
Сорваться со скал, потерять ощущение верха и низа в водоворотах этой мутной реки, исчезнуть в чёрной дыре… Обернувшись, он бросил взгляд вниз по ущелью: под насыпью, подо льдом поток, наверное, разветвлялся, просачивался меж камней, вливался в озёра и реки, врывался в пещеры, обречённые на вечную тьму, потом, достигнув гигантского ледника там внизу, сливался под ним с другими потоками и, проделав немыслимый путь, являлся на свет уже где-то в долине… Сорвавшись в поток, жить три секунды, однако сознание этого никак не влияло на ужас перед чудовищными лабиринтами под ледником: казалось, страшнее, чем вдруг очутиться там – пусть даже и мёртвым, – нет и не может быть ничего…
Русло сыпучих камней, метров пяти шириной, пересекали следы… правда, до половины… несколько углублений, потом – ничего… Сколько человек прошло – один, два или три, сказать было трудно. И почему до половины?.. Наверное, оползень стёр остальные следы…
Белые пики в сияющей синеве, амфитеатр, чёрный грот он, безусловно, видел впервые, однако место казалось странно знакомым, он узнавал то ли холод реки, то ли уступ под ногой, то ли позу, в которой стоял…
Поверху пройти невозможно: отвесные скалы. Оставалось одно: спуститься в ложбину чуть ниже грота, подняться на насыпь и двигаться к белым торосам ледника в надежде достигнуть истока реки, там перебраться на правую сторону и вернуться назад, к полоске зелёной травы, потом – перевал. Второй вариант – перейти прямо здесь; других путей нет.