Тень Фукусимы
Шрифт:
– В смысле, доносы посылали?
– Нет, что ты, гражданочка! Доносы плохие люди пишут! А я – настоящий чекист и советский человек! Я не доношу, а сигнализирую. Пошли искать бандеровца! Я-то, хоть с возрастом и стал слаб глазами, но этого мерзавца вижу всегда, как бы он не прятался. От меня не уйдёшь!
Волчара вышел на лестницу, держа в руке оружие, огляделся, никого не увидел и позвал Аллу. Она направилась к лифту, а старый чекист завозился с ключами. Замыкать дверь ему было очень неудобно, пистолет изрядно мешал. Внезапно Волчара почувствовал, что ему в спину упёрлось дуло.
– Попался, троцкист
– Вы, бандеровцы, только и умеете, что в спину стрелять! – буркнул старик, отдавая оружие.
– Ты даже с предохранителя свой шпалер снять не успел. Пень ты старый, Волчара, а всё лезешь в дела, где тебе и в молодости ничего не светило.
– А зачем мне его с предохранителя снимать? Он же не заряженный.
– Это ещё почему?
– Сам же сказал, старый я уже. Иногда руки трусятся. Значит, могу нечаянно выстрелить и попасть в кого-то из хороших людей. Мне такое дело совсем не нужно! А плохим почти всегда достаточно одного вида пистолета, чтобы в штаны наложить. Тебе-то самому не стыдно? Я, считай, безоружный, а ты на меня настоящий ствол направил. На старика!
– Какой ствол? – удивился Левченко. – Мой ствол в сейфе лежит, в управлении. Я тебе пальцем в спину ткнул, а ты сразу и сдался. Купился, значит.
– И что с того?
– А то! С тебя, Волчара, бутылка.
– Это почему вдруг?
– А потому что! Давай, угощай, не жадничай! Все знают, какой ты болтун, а что за разговоры без выпивки? Тоже мне, старый чекист! Алла, ты знаешь, что он ещё в царской охранке служил?
– Не может быть! – удивилась Алла. – Он же родился, когда царя давно не было.
– Ну и что? Царя не было, а охранка была. Правда, под другим названием, – уточнил Левченко. – Охранка, она вечная. Волчара, троцкист хренов, мы что, так и будем стоять на лестнице?
– Ладно, проходите, раз уж пришли, гости дорогие. Только закусь пусть она готовит. Ну, чего стоишь? – поинтересовался Волчара у Аллы. – Иди, стол накрывай на кухне. Курточку свою вот сюда повесь, в шкафчик. Кухню сама найдёшь, не маленькая. А вся моя еда – в холодильнике. Колбаски там порежь, сыра, хлебушка обязательно, ну и консерву какую-нибудь. Чай, не королевский обед готовишь. И ты, бандеровец, тоже раздевайся, раз уж в гости ко мне напросился.
– Ну, ты дед, и раскомандовался! – восхитился Левченко. – Аж помолодел.
– А то! И ещё, пусть она с нами за стол сядет. Давненько я с бабами не бухал. Поллитры на троих, конечно, маловато будет, но у меня и вторая найдётся, и третья, если понадобится. Что мне их хранить? Я же в любой момент могу того, а на том свете они мне и даром не нужны.
– Какой ещё может быть тот свет для убеждённого троцкиста? – поддел его Левченко.
– Не троцкиста, а ленинца! – поправил его Волчара. – Про тот свет я фигурально сказал. Хотя, знаешь, Вася, чем ближе к концу, тем сильнее хочется, чтобы тот свет всё-таки был. Понимаешь, обидно просто исчезнуть, и всё. Но мир такой, какой есть, а не такой, как нам хочется, и это основа диалектического материализма. Товарищ Маркс…
– Прошу за стол, – пригласила Алла. – Товарищ Маркс подождёт. Ему теперь спешить некуда. Можно, я первый тост скажу?
– Быстро ты управилась, молодец, – отметил Волчара. – Ну, давай рассаживаться.
– Я предлагаю выпить за чекистов!
Тост был охотно поддержан. Затем пришла очередь товарища Маркса, чтобы ему было не так обидно ждать. Третью рюмку выпили молча и не чокаясь. Четвёртый тост был провозглашён Левченко, «За женщин!». Он и Волчара выпили стоя.
Аллу спиртное пока не брало, сказывалось страшное напряжение, вызванное похищением и беспокойством за судьбу мужа. Но она знала, что это временно, очередной рюмкой её непременно «накроет». Поэтому женщина старалась растягивать каждую рюмку на несколько тостов, пытаясь максимально отдалить неизбежное. Глядя на двух мирно выпивающих чекистов, она удивлялась их дружескому разговору, ведь раньше ей казалось, что Левченко и Волчара – непримиримые враги. После четвёртого тоста она набралась смелости и спросила у них, как так может быть. Левченко охотно поддержал разговор на эту тему.
– Слышь, Волчара, она взаправду думала, что мы друг друга перестреляем, – весело сообщил он. – Как ты считаешь, кого из нас она не любит сильнее?
– Ну, тебя любить не за что, это и так понятно, тебя, кроме меня, вообще никто не видит, как же тогда любить? Но я-то что ей сделал? Скажи, Аллочка, за что на меня злобу затаила? Неужели обиделась, что я на тебя незаряженный пистолет наставил?
– Да нет, что ты, Волчара, – начала Алла, но вдруг почувствовала под столом довольно сильный пинок от Левченко и умолкла.
– Понимаешь, Волчара, тут дело вот в чём, – продолжил за неё человек-невидимка. – Она с мужем вчера приходила к тебе в гости, ты об этом кому-то рассказал, и у них начались неприятности. Вот она и дуется.
– Вася, что ты за чушь несёшь? При чём здесь я к их неприятностям?
– Что, никому не рассказывал? Да о твоей болтливости легенды ходят! Ты людей силой оружия заставляешь слушать твои байки! И утерпел, никому ни слова не сболтнул? Почему мне в это не верится? Кстати, а что именно ты никому не сболтнул?
– Ну, что муж её, Игорь, кажется, его зовут, знает о портале.
– Так кому ты это не рассказал? Давай, Волчара, колись!
– Я только приятелю своему рассказал, из Москвы. Лаврентий Павлович его зовут.
– Берия, что ли?
– Вася, у кого из нас маразм должен быть? Берия помер давным-давно! Это другой Лаврентий Павлович! Федин его фамилия.
– Значит, ты за рубеж информацию слил!
– Пошёл ты знаешь куда, бандеровец! Никогда для меня Россия не будет заграницей! И Москва была, есть и навсегда останется столицей моей Родины – Советского Союза! А Лаврентий Павлович – очень хороший человек. Я ведь, Вася, честно работал, взяток не брал. И денег у меня совсем не было. То есть были, но на сберкнижке. Пропали они все в начале девяностых, считай, сгорели. А меня выгнали из органов, потому что я украинскую присягу отказался принимать. Присяга, она же всего один раз в жизни даётся! И я уже присягнул СССР. Вот я и остался без денег и практически без жилья – комната в коммуналке, разве это жильё?