Тень Гегемона. Театр теней. Дилогия

Кард Орсон Скотт

А к тому же Питер не мог избавиться от чувства, что Боб получает удовольствие от его невыгодного положения. Зачем этот маленький хорек пролез в его дом? Ах, пардон, в дом Эндера, конечно же. Но он знал, что это дом Питера, и прийти домой и застать Боба за разговором с матерью – это было как застигнуть грабителя на месте преступления. Боб ему не понравился с самого начала – и особенно тот наглый вид, с которым он обиженно ушел, когда Питер не сразу ответил на его вопрос. Да, Питер действительно его слегка поддразнивал, и в том

была толика презрительности – подразнить ребенка перед тем, как сказать ему, что он хочет знать. Но отмщение Боба перехлестнуло далеко через край. Особенно этот несчастный обед.

И все же…

Боб – настоящий человек. Лучший, кого выпустила Боевая школа. И Питер может его использовать. Может быть, Питеру он даже нужен на самом деле именно потому, что сам он не мог себе позволить выступить публично. Боб же пользовался уважением, несмотря на рост и возраст, потому что он участвовал в битве. Он мог действовать сам, вместо того чтобы дергать за ниточки за сценой или добиваться решений правительства, влияя на общественное мнение. Если бы Питер заключил с ним какой-то рабочий союз, это сильно компенсировало бы его бессилие. Если бы только Боб не был таким невыносимым наглецом!

Нельзя, чтобы личные чувства влияли на работу.

– Знаете что? – спросил Питер. – Мам, пап, у вас завтра есть что делать, а у меня первое занятие лишь после полудня. Давайте-ка я пройду с нашими гостями туда, где они заночуют, и поговорю насчет возможности с ними поехать.

– Я не согласен, чтобы ты просто так взял и уехал, а мать тут будет волноваться, что там с тобой случилось, – сказал отец. – Я думаю, все мы понимаем, что юный мистер Дельфики притягивает опасность, и думаю, твоя мать уже потеряла достаточно детей, чтобы опасаться, как бы с тобой не случилось еще худшего.

Питер внутренне поморщился – отец всегда говорил так, будто только мать будет тревожиться, только мать будет думать, что с ним. А если это так – кто его знает? – то еще хуже. То ли отцу все равно, что с ним случится, то ли он так упрям, что не может признать обратного.

– Я не уеду из города, не согласовав с мамой, – ответил Питер.

– И не надо такой иронии, – сказал отец.

– Милый, – вмешалась в разговор мать, – Питеру не пять лет, чтобы его отчитывать перед людьми.

«То есть уже наверняка шесть. Спасибо, мама».

– Да, сложно жить в семье, – заметила сестра Карлотта.

«И тебе спасибо, стерва-монашка, – мысленно произнес Питер. – Это же вы с Бобом усложнили положение и теперь отпускаете шуточки насчет того, насколько легче жить одиноким людям вроде вас. Да, родители – мое прикрытие. Я их не выбирал, но должен пользоваться тем, что есть. А ваши насмешки только показывают ваше невежество. Или зависть, когда вы видите семью и знаете, что у вас никогда детей не будет и никто с вами не ляжет, госпожа Христова невеста».

– Бедному Питеру достается худшее из обоих миров, – сказала мать. – Он старший, и всегда к нему относились строже других, а теперь из всех детей дома остался только он, а это значит, что его нянчат больше,

чем это можно выдержать. Это так ужасно, что родители всего лишь люди и постоянно что-нибудь делают не так. Я думаю, Питеру иногда хочется, чтобы он был воспитан роботами.

Питеру захотелось нырнуть в тротуар и остаток жизни пробыть незаметным пятном бетона.

«Я говорил со шпионами и военными, с политическими лидерами и финансовыми воротилами, а моя родная мать до сих пор может унизить меня, когда захочет!»

– Поступай как хочешь, – сказал отец. – Ты уже не маленький. Мы тебе помешать не можем.

– Мы никогда не могли помешать ему делать то, что он хочет, даже когда он был маленьким.

«Чертовски правильно», – подумал Питер.

– Когда дети умнее тебя, то самое худшее в том, что они считают, будто рациональность их мышления искупает недостаток жизненного опыта.

«Если бы я был испорченным мальчишкой вроде Боба, это замечание было бы последней каплей. Я бы ушел и не приходил домой неделю или вообще никогда. Но я не ребенок, я умею контролировать эмоциональные побуждения и делать что должно. Я не могу из-за каприза сбросить маску. Но не надо меня обвинять, если порой мне хочется, чтобы отца хватил удар и он онемел навсегда».

Они подошли к станции. Попрощавшись, старшие Виггины поехали на север, домой, а Питер с Карлоттой и Бобом сели на автобус, идущий на восток.

Как Питер и думал, они вышли на первой же остановке и пересели на автобус, идущий на запад. Мания преследования сказывалась во всем.

Даже вернувшись в отель аэропорта, они не вошли в здание, а пошли по торговым рядам, где раньше располагалась автостоянка – с тех времен, когда люди приезжали в аэропорт на машинах.

– Даже если здесь поставили жучки, – сказал Боб, – вряд ли у них хватит ушей слушать все, что здесь говорят.

– Если они поставили жучки у вас в номере, – ответил Питер, – значит они уже напали на ваш след.

– В номерах отелей постоянно ставят жучки, – возразил Боб. – Чтобы предотвращать вандализм и кражи. Сканирует компьютер, но ничто не мешает служащим подслушивать.

– Но это же Америка! – удивился Питер.

– Ты слишком много времени проводишь, размышляя о глобальных вопросах, – сказал Боб. – Если тебе когда-нибудь придется уходить в подполье, ты не будешь знать, как выжить.

– Это ты меня позвал скрываться вместе с вами, – ответил Питер. – Зачем городить всю эту чушь? Я никуда не еду. У меня слишком много работы.

– Ах да. Дергать за ниточки из-за ширмы. Только беда в том, что мир готов перейти от политики к войне и твои ниточки обрежут.

– Политика никуда не денется.

– Но вопросы будут решаться на поле боя, а не в конференц-залах.

– Знаю, – ответил Питер. – Вот почему мы должны работать вместе.

– Не понимаю зачем, – возразил Боб. – Единственное, что я у тебя просил, – информацию о местонахождении Петры, – ты попытался мне ее продать, вместо того чтобы просто сообщить. Непохоже, что ты хотел обрести союзника. Скорее, клиента.