Тень Гегемона
Шрифт:
Самолет внезапно вильнул, и Петру бросило на унитаз. Она упала на стенку – дальше было некуда, но не могла подняться, потому что самолет ушел в крутое пике, и несколько минут Петра хватала ртом воздух – уже не богатый кислородом воздух салона, а холодный разреженный наружный воздух, от которого закружилась голова.
«Корпус пробит. Нас сбили».
И вопреки неукротимой воле к жизни мелькнула мысль: хорошо для всех. Пусть погибнет Ахилл, и кто бы ни был еще в этом самолете, для человечества это будет великий день.
Она открыла
Боковая дверь была приоткрыта. А в двух метрах от нее стоял Ахилл, и ветер трепал его волосы и одежду. Он позировал, будто понимал, как красиво смотрится на самом краю смерти.
Петра направилась к нему, держась подальше от двери, но поглядывая наружу, чтобы понять, на какой высоте они летят. Не слишком высоко по сравнению с крейсерской высотой, но выше любого дома, моста или плотины. Упасть из самолета – смерть.
Если бы подобраться сзади и толкнуть…
Увидев Петру, Ахилл широко улыбнулся.
– Что случилось? – заорала она, перекрикивая шум ветра.
– Я подумал, – крикнул он в ответ, – что сделал ошибку, взяв тебя с собой.
Он открыл дверь нарочно. Для нее.
Петра не успела шагнуть назад, как он выбросил руку и схватил ее за запястье.
Его глаза горели огнем. Не огнем безумия, а… да, восторга. Как будто Петра показалась ему вдруг удивительно красивой. Но дело было, конечно, не в ней. Это власть над ней приводила его в такой восторг. Это себя он любил с такой силой.
Петра не стала вырываться. Вместо этого она вывернула руку и тоже вцепилась в Ахилла.
– Давай, прыгаем вместе! – крикнула она. – Ничего более романтического не придумать.
Он придвинулся к ней.
– А как же история, которую мы с тобой вдвоем собирались творить? – Ахилл засмеялся. – А, понял! Ты подумала, что я хочу тебя выбросить из самолета. Нет, Петра, я хочу тебя подержать, пока ты будешь закрывать дверь, – как якорь. Нам же не надо, чтобы тебя засосало наружу?
– У меня другое предложение. Я буду якорем, а ты закроешь дверь.
– Якорем должен быть более сильный и тяжелый из двух. А это я.
– Тогда пусть себе будет открытой, – предложила Петра.
– До самого Кабула мы с открытой дверью не долетим.
Что он имел в виду, сообщая Петре место назначения?
Что он ей доверяет? Или что не важно, что она будет знать, потому что все равно ей помирать?
Но тут Петре в голову пришла очень простая мысль: если он хочет ее убить, он это сделает. Так чего беспокоиться? Если он хочет убить ее, выбросив из самолета, чем это хуже пули в лоб? Смерть есть смерть. А если он не собирается ее убивать, то дверь надо закрыть, и Ахилл в качестве якоря сгодится за неимением лучшего.
– А никто из экипажа этого сделать не сможет? – спросила Петра.
– Там только пилот. Ты сможешь посадить самолет?
Петра покачала головой.
– Значит, он остается в кабине,
– Не хочу язвить, – сказала Петра, – но трудно было придумать что-нибудь глупее, чем открывать дверь на высоте.
Он только улыбнулся во весь рот.
Крепко держась за его руку, Петра вдоль стены пробралась к двери. Она была только приоткрыта – скользящая на пазах створка. Так что Петре не пришлось тянуться слишком далеко из самолета. И все же в руку вцепился холодный ветер, и очень трудно было схватиться за ручку двери и притянуть дверь на место. И даже когда Петра притянула ее, у нее просто не хватало сил преодолеть сопротивление воздуха и захлопнуть дверь.
Ахилл это увидел, и, поскольку дверь уже была закрыта настолько, что выпасть человек не мог и воздухом его тоже не могло засосать наружу, он отпустил руку Петры и переборку и взялся за ручку двери.
«Если толкнуть, а не тянуть, – подумала Петра, – ветер мне поможет и мы можем оба выпасть».
«Сделай, – говорила она себе. – Сделай это. Убей его. Даже если ты при этом погибнешь, оно того стоит. Это же Гитлер, Сталин, Чингиз и Аттила в одном лице».
Но могло и не получиться. Его может не выбросить наружу, и она погибнет одна, бессмысленно. Нет, надо будет потом найти способ его уничтожить, и способ верный.
Но в глубине души Петра понимала, что просто не готова умереть. Не важно, каким благом для человечества это будет, не важно, насколько заслужил смерть Ахилл, она не станет его палачом – сейчас не станет, и не будет, если для этого придется отдать жизнь. Если она себялюбивая трусиха, так тому и быть.
Они тянули изо всех сил, и наконец дверь с сосущим звуком миновала порог сопротивления ветра и защелкнулась. Ахилл повернул замок.
– С тобой летать – всегда приключения, – сказала Петра.
– Кричать больше не надо. Я тебя отлично слышу.
– Почему бы тебе не бегать с быками в Памплоне, как любому, кто стремится к самоуничтожению?
Он не отреагировал на колкость.
– Наверное, я тебя недооценил. – Эти слова прозвучали с некоторым удивлением.
– Ты хочешь сказать, что в тебе еще сохранилось что-то человеческое? Что тебе бывает действительно нужен кто-то другой?
И снова он оставил ее слова без внимания.
– Ты лучше выглядишь без крови на лице.
– Все равно до твоей красоты мне далеко.
– У меня знаешь какое правило насчет пистолетов? Когда начинается стрельба, постарайся стоять за спиной стрелка. Там намного чище.
– Если только никто не отстреливается.
Ахилл рассмеялся:
– Петра, я никогда не стреляю, если жертва способна отстреливаться.
– И ты так хорошо воспитан, что всегда открываешь даме дверь.
Он перестал улыбаться.
– Иногда бывают такие импульсы, – сказал он. – Но они не непреодолимы.