Тень горы
Шрифт:
– Как делишки, Кеш? – спросил я.
– Недурно, баба, – ответил он, поднимая глаза к небу. – Упервале.
Термин этот был своеобразной ссылкой на Всевышнего. Чаще он употреблялся в единственном числе – «Упервала» – и мог быть переведен как «Некто наверху». А употребляемый во множественном числе, с «е» на конце, термин обозначал стихии и высшие силы природы в целом.
– Да уж, Упервале, – согласился я. – Освежи-ка мои данные.
– Нет проблем, – сказал он и, поскучнев лицом, отбарабанил
В данный момент меня интересовали только доллары и золото, но я не стал прерывать Кеша и дал ему пройтись по всему репертуару. Я ценил его ненавязчивую гениальность, позволявшую хранить в памяти сотни цифр и фактов, корректируя их не менее трех раз на дню без малейшей ошибки в десятичных знаках.
Большинство гангстеров пренебрежительно третировали людей типа Кеша, считая их жалкими прилипалами. Я не разделял их точку зрения. Эти безобидные элементы криминальной субкультуры умудрялись выживать в опасном окружении только за счет ума и сообразительности, а я всегда уважал независимых изгоев-одиночек: мужчин и женщин, которые, отказываясь вливаться в ряды законопослушных граждан, с неменьшим упорством отвергали и кровавые эскапады безбашенных головорезов.
Дослушав до конца его речитатив, я заплатил вдвое против обычной цены для «запоминальщиков», и он засиял, как солнечная дорожка на морской глади ясным утром.
Войдя в ресторан, я занял место спиной к стене, откуда можно было наблюдать за улицей. Возникший рядом официант молча навис надо мной своим пузом; я заказал сэндвич с овощами.
Мне не было нужды подавать кому-либо знак – надо было лишь подождать. Я знал, что уличная система информирования уже начала работать. Кто-нибудь из мелких жуликов, которые целыми днями слоняются по улицам и ловят туристов на ту или иную наживку, наверняка заметил, как я паркую свой мотоцикл, беседую на крыльце с Кешем и затем вхожу в ресторан. И по ближайшим проулкам и притонам уже распространялась новость: «Линбаба сейчас в „Трафальгаре“».
Я не успел доесть сэндвич, как объявился первый клиент. Это был Билли Бхасу. Остановившись у моего столика, он быстро огляделся по сторонам и заговорил тихим голосом:
– Добрый день, мистер Лин. Меня зовут Билли Бхасу. Я служу у Денниса, у Спящего Бабы. Вы меня помните?
– Присядь. Ты заставляешь босса нервничать.
Он взглянул на владельца заведения, который маячил у барной стойки и перебирал пальцами мелочь на подносе так небрежно, словно то была галька на морском берегу. Билли Бхасу сел за мой столик. Тут же подоспел официант и шлепнул по столешнице перед его носом замызганным меню. Правила всех освобожденных от мафиозной нафты заведений были просты: во-первых, никаких драк и скандалов, могущих напугать цивильную публику, и, во-вторых, каждый приходящий сюда по своим делам должен сделать заказ, даже если он не желает есть и пить.
Я заказал для Билли чай и сэндвич в пакете навынос. Как только официант удалился, Билли перешел к делу.
– У меня есть золотая цепочка, – сказал он, засовывая руку в карман. – Чистое золото. И на ней золотой медальон с портретами.
Он выложил на стол свою добычу. Я провел большим пальцем по звеньям цепочки, а затем открыл медальон. Внутри были две фотографии: молодой человек и девушка счастливо
– Я не беру краденые вещи, Билли.
– Почему «краденые», баба? – возмутился он. – Это была честная сделка: финтифлюшка за дозу. Дурь добротная – почти пятьдесят процентов. Все в лучшем виде!
Я еще раз взглянул на снимки молодой пары. Скорее всего, туристы из Северной Европы: ясноглазые, румяные – и наверняка из благополучных семей, судя по идеальному состоянию зубов и безмятежным улыбкам. На вид обоим было лет по двадцать.
– Сколько ты хочешь?
– Ох, баба, – ухмыльнулся он, начиная обычный индийский ритуал торговли. – Это ты должен назвать цену, не я.
– Даю пять американских долларов.
– Но это мало, слишком мало за такую хорошую вещь!
– Ты ведь сам предложил мне назвать цену.
– Да, баба, но я говорил о справедливой цене!
– Ладно, плачу шестьдесят процентов от цены по ее точному весу. Ты согласен, что это восемнадцатикаратная проба?
– Но мне думается, тут двадцать два карата. Разве нет, баба?
– Восемнадцать карат. Шестьдесят процентов. Или попробуй продать это марвари на базаре Завери.
– Только не это, баба! – вскричал он. – Если я свяжусь с этими марвари, они заберут мой товар даром и я еще останусь им должен! Они слишком хитрые торгаши. Я предпочитаю иметь дело с вами. Не сочтите за обиду.
– Я не в обиде. Пятьдесят процентов.
– Согласен на шестьдесят.
Я подозвал официанта, вручил ему медальон с цепочкой и отправил его к Энтони, владельцу ресторана, с просьбой их взвесить. Официант без спешки выполнил поручение; Энтони поманипулировал с ювелирными весами у себя под стойкой и написал вес в граммах на клочке бумаги, который переслал мне вместе с вещицей через того же официанта. Последний, прежде чем отдать мне товар, взвесил его на ладони, как бы проверяя точность весов Энтони.
Я взглянул на цифры и затем показал бумажку Билли. Тот кивнул. Я сделал расчет по последнему курсу, сообщенному Кешем, округлил до десятков рупий, написал сумму на том же клочке и показал Билли. Тот снова кивнул.
– И вот еще что, баба, – сказал он, пряча деньги в карман. – Я недавно виделся с Навином Адэром, этим сыщиком. Он передал вам послание на тот случай, если я вас где-нибудь увижу сегодня.
– И ты меня видишь сегодня прямо здесь. Случай подходящий, тебе не кажется?
– Да, – молвил он с великой серьезностью. – И таким образом, я могу передать вам послание.
Далее наступила пауза.
– Хочешь еще один сэндвич, Билли?
– По правде говоря, да, Линбаба. Меня на улице ждет Джамал.
Я заказал еще один сэндвич навынос.
– Теперь ты готов передать мне послание?
– О да. Навин сказал – я сейчас повторяю его точные слова… Он сказал: «Если увидишь Линбабу, передай ему, что я не узнал ничего нового о человеке в костюме».
– И это все? Это и есть послание?