Тень и шелк (Под именем Энн Максвелл)

Лоуэлл Элизабет

– Любопытно… – пробормотал Шон.

– По правде говоря, – продолжал Нода, – именно этот карп – тонко задуманная и великолепно выполненная иллюстрация к сущности бизнеса в нынешней Японии.

– И все это – одна спинка кимоно? – удивленно округлила глаза Дэни.

– Видите шелковистое нижнее кимоно? – спросил Нода. – Это непременная деталь костюмов классического театра «но». Один из наиболее распространенных персонажей «но» – молоденькая девушка, стремящаяся войти в храм.

– Помню, помню, –

закивала Дэни, – но зрители знают, что она вовсе не девственница.

– Да, – подтвердил Нода, – им известно, что она колдунья, потому что они видят блеск серебристых треугольников на белом шелке ее нижнего кимоно и понимают, что так может блестеть только змеиная чешуя.

Дэни молча рассматривала кимоно, выжидая и надеясь, что Нода станет менее загадочным и более откровенным.

Шон перевел взгляд на пояснительную табличку в витрине. На ней по-японски и по-английски был указан автор кимоно и владелец, предоставивший его организаторам выставки.

Собственником этого шедевра оказался Юкио Кояма. Шон молча обратил внимание Дэни на эту табличку.

– У японцев бытуют странные представления о взаимодействии официального и теневого обществ, – заметил Нода. – Определенная деловая практика, существующая в Японии, поразила бы американцев как откровенное мошенничество.

– Как это? – удивилась Дэни.

– Например, существуют так называемые сокайя – финансовые гангстеры, которые прерывают собрания корпоративных акционеров и вымогают деньги у крупных компаний. Большинство японцев считают, что сокайя – члены якудзы, японских организованных родовых преступных группировок.

– В таком случае, – возразила Дэни, – этому бизнесмену-карпу следовало бы тревожиться, а не усмехаться.

– За исключением одного случая, если карп связан с сокайя, – вмешался Шон. Нода снова улыбнулся.

– По-моему, этот карп, так сказать, крестный отец всех карпов, – произнес он, указывая на рисунок на спине кимоно. – Он управляет действиями сокайя, обеспечивая, если угодно, связь между организованной преступностью и законопослушными японцами.

– Неудивительно, что Кодзимура начал коллекционировать шелк: должна же у них быть хоть какая-то тема для разговоров при посторонних.

– Искусство подобно самой жизни, – проговорил Нода, – оно изобилует тонкостями, тайнами и сюрпризами.

Нода огляделся, убеждаясь, что в зале, кроме них, больше никого нет, а потом вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт и вручил его Дэни.

– Надеюсь, в будущем нам удастся встречаться почаще, – сказал Нода и перевел взгляд на Шона:

– Мистер Кроу, вероятно, впоследствии мне придется обратиться к вам.

– Мой номер телефона есть у Дэни, – ответил Шон. – Звоните в любое время.

– Благодарю вас. Непременно позвоню.

Нода повернулся

и вышел из зала не оглядываясь. Дэни воззрилась на конверт, оставленный Нодой. На нем не было никаких надписей, указывающих на отправителя или адресата.

– Можно, я сам? – спросил Шон, протягивая руку.

– Почему бы и нет? – насмешливо отозвалась Дэни. – Похоже, вы с Томом пришли к взаимопониманию.

Шон взял конверт и вскрыл его ногтем.

– Том понял, что ты спрашивала о шелке не для себя, – объяснил Шон. – И потому он вежливо напомнил, что теперь я в долгу перед ним.

– Я никогда не считала Тома особенно злопамятным.

– А разве я хоть словом намекнул на злопамятность?

Дэни развела руками.

В конверте оказался единственный лист бумаги – фотокопия газетной вырезки. Судя по узким столбцам и массивному заголовку, вырезка была старой. «Пятеро японских промышленников признаны виновными в военных преступлениях».

Шон держал вырезку так, чтобы Дэни могла читать ее одновременно с ним. Внимание обоих немедленно привлекло подчеркнутое имя.

Юкио Кояма.

В статье прямо излагались обвинения, выдвинутые против Коямы и других японских бизнесменов военным трибуналом, который судил военных преступников после второй мировой войны. Наказание было сравнительно мягким. По требованию правительства, желающего поскорее загладить все воспоминания о позорно проигранной войне, преступники были приговорены к недолгому тюремному заключению.

Шон издал удовлетворенное восклицание охотника, наконец-то напавшего на след крупной добычи.

– Кояма – военный преступник, – тихо произнес он. – Конечно, его вину не сравнить с виной нацистов, и тем не менее она существует.

– То же самое можно сказать о половине государственных деятелей нашей эпохи, – возразила Дэни. – И потом, прошло уже больше пятидесяти лет.

Шон еще раз перечитал вырезку.

– Здесь ни словом не упомянуто о возможности официальной амнистии.

– Даже так? – изумилась Дэни.

– Этого вполне хватит, чтобы навсегда перекрыть дорогу в США крестному отцу всех карпов – при условии что нужные люди узнают об этом заранее.

– И ты знаешь этих нужных людей?

Шон улыбнулся:

– Не я, а Кассандра.

– Ну и что в этом хорошего?

– Эта информация может дать то, чего нам отчаянно недостает, – время.

Глава 25

Сиэтл. Ноябрь

Катя лежала словно в дымке, которая была отчасти сном, но в основном результатом сексуальных излишеств. Она закинула руки за голову, по ее лицу блуждала редкая для Кати гостья – улыбка расслабления и покоя.