Тень и звезда
Шрифт:
— Я не уполномочен читать какие бы то ни было записки, — отрезал Руби.
— Там написано, что дом Окслипов — настоящий курорт для извращенцев?
— Я не уполномочен давать какие-либо объяснения по этому поводу.
— Правда ли, что статуэтка, оставленная на месте короны, принесена из дома Окслипов?
Инспектор Руби вопросительно посмотрел на старшего офицера, и тот едва заметно кивнул:
— Мы полагаем, что это именно так.
Карандаши яростно зашуршали по блокнотам.
— Выходит, в этом доме есть комната для истязаний,
— Я не уполномочен…
— Да будет вам, инспектор! — Какой-то человек, стоявший в отдалении от возвышения, повысил голос: — Дом расположен на вашей территории, а вы будто не знаете, что там происходит!
— Кто эти мальчики, которых мы там видели? — посыпались новые вопросы. — Их вы тоже подозреваете?
— Младшие обитатели дома не обвиняются в воровстве, — не спеша пояснил инспектор. — Но им, возможно, тоже что-то известно.
В этот момент миссис Фуллертон-Смит вынесла спеленатого малыша из камеры и едва Леда спустилась с деревянной скамьи, сунула крохотный сверток ей в руки.
— Вещи вам дает Дамский комитет Мэрилебон-Парка, — сообщила почтенная дама. — Вы можете оставить их у себя, но мы обращаемся к вам с просьбой простерилизовать их и передать другой женщине, находящейся в трудном положении, как только ребенок не будет в них нуждаться. Как видите, мать сейчас спокойно спит; через час-другой, когда она достаточно отдохнет, можете отдать ей ребенка. Мы с миссис Лейтон должны идти, так как этим вечером наша помощь потребуется еще нескольким пациенткам. Если начнется сильное кровотечение, немедленно пошлите за нами.
Леда хотела было возразить, сказать, что она никоим образом не связана с Пэмми, но тут она услышала, как сестра-акушерка диктует сержанту Макдональду адрес, который тот размашистым почерком записывает в регистрационную книгу:
— Дом миссис Доукинс на Джейкобс-Айленд.
— О нет! — воскликнула Леда, пытаясь спасти положение. — Сержант Макдональд, она там не живет!
Ее протест был заглушен новыми вопросами репортеров, и тут же снова заплакал ребенок.
Леда посмотрела на его зажмуренные глазки и открытый ротик.
— Ш-ш-ш, — ласково прошептала она и слегка похлопала сверток.
Между тем инспектор Руби и сержант Макдональд стали вытеснять неуемных репортеров из участка. Пока сержант Макдональд толковал с одним из наиболее настойчивых журналистов, другой присел рядом с Ледой на скамью, поближе к завернутому в шаль свертку, и быстро потянул край ткани, пытаясь приоткрыть его содержимое. Это ему удалось: восточная корона из золота с эмалью, усыпанная драгоценными камнями, выкатилась на лавку. Она представляла собой нечто похожее на маленький круглый храм; по краям храм был щедро инкрустирован бриллиантами, а в покрытом белой эмалью углублении сверкал огромный рубин.
Репортер тут же принялся делать зарисовки в своем блокноте, но его остановил возмущенный оклик сержанта Макдональда:
— Уходите отсюда все, немедленно! — Он стал выталкивать в дверь одного репортера за другим.
Не зная,
— Как вы себя чувствуете? — ласково спросила она. — Хотите взглянуть на малыша?
Женщина зажмурилась — в точности так же, как младенец.
— Нет! Он мне не нужен! — прохрипела она. — Лучше унесите его куда-нибудь подальше!
— Сестра сказала, что через пару часов вы сможете взять его, — пыталась урезонить ее Леда.
— Не хочу! — Пэмми открыла глаза и устало махнула рукой. — Я его ненавижу. Уходите и его забирайте с собой!
Леда встала и вернулась к скамейке, где по-прежнему плакал новорожденный. Сев рядом с короной, она посмотрела на личико младенца. Такой уродец, подумать только, мелькнуло у нее в голове. Мокрый ротик, сморщенная кожа, и матери он не нужен.
Взяв сверток в руки, Леда слегка обняла его, отчего ребенок зашелся новой волной воплей, и, переведя взгляд на прекрасную золотую корону с драгоценными камнями, сама не зная почему, заплакала.
Глава 6
Песня
Гавайи, 1871 год
Маленькая Каи обожала плавать. Она визжала от восторга, глядя на могучие волны, перекатывающиеся над рифом в Вайкики, и колотила кулачками по плечам Сэмюела.
— Плыви дальше! — требовала Каи. — Дальше! Смотри, какая большая волна!
Сэмюел, крепко обхватив ее, послушно бросался в очередную волну, и заплывал чуть дальше, чем все остальные гавайские ребятишки. Длинные юбки купального костюма Каи то плескались в воде, то липли к его груди, когда Сэмюел поднимал руки, чтобы удержать ее над водой. Иногда он нарочно опускал ее с головой в воду, вместо того чтобы поднять над волнами, а спустя мгновение они выныривали, и соленая океанская вода стекала с их лиц, наполняя их рты соленой горечью.
— Давай! — кричала Каи. — Давай же! Ныряем!
Они набирали в грудь побольше воздуха, Каи надувала щеки и забавно сжимала губы, а Сэмюел, ныряя в чистую воду, крепко сжимал ее в руках.
Когда они выныривали, Каи громко кричала от удовольствия, пока Сэмюел стряхивал воду с ее головы.
Вдруг он услышал за спиной какие-то крики:
— Маньо! Маньо! Акула!
Сэмюел увидел акулу, точнее, ее тонкий темный плавник, молниеносно разрезающий поверхность воды, и сразу напрягся.
Впоследствии он вспоминал, что его охватило какое-то невероятное спокойствие, когда акула повернулась и стала быстро приближаться к ним.
Подняв Каи над водой, Сэмюел усадил ее себе на плечи, а она больно вцепилась ему в волосы, смеясь и колотя ножками по его груди. Каи что-то кричала, но он не слушал ее. Теперь за шумом волн, за отдаленными испуганными воплями людей он слышал свою песню — темную песню своей сестры-акулы.
На мгновение волна, скрыв плавник, приподняла Сэмюела и ласково опустила его. Он видел, как огромная тень проплыла в ярде от них.