Тень империи
Шрифт:
Ураганные удары ветра били в небо в надежде снести прочь огненных птиц, но они всё же влетали в строй, и вспыхивали огненными вихрями, руша построения, в которые словно раскаленный нож ворвались защитные отряды, прорубая себе путь через строй врага.
Мимолётный бой и вот уже конница Измайловской заставы прошла за спины врагов, а из ворот появились солдаты с ружьями, которые через минуту открыли огонь по османской коннице.
Залпы ружей, ржание коней, чужие и родные крики. Всё смешались в ночи на поле перед горящей сторожевой твердыней.
Тряслась земля, и бушевали стихии призванные своими
Рубя врагов, я давно был уже не в седле, уничтожая вражеских офицеров которых высматривал в небе мой сокол. Сабля скользила в руке от крови, а передо мной предстал очередной янычар, крутя ятаганом который только что прервал жизнь одного из моих солдат.
Секунда и я хотел было нанести ему удар, но вражеский офицер успел сложить печать и всё в радиусе пяти метров поглотил огненный взрыв, уничтожая и своих и чужих солдат вместе с их конями.
Когда бушующее зарево спало, лицо вражеского старшего офицера вместо триумфа атаки, исказилось в страхе. Ведь перед ним осыпаясь крошкой камня, которая была, словно моя вторая кожа, стоял я, уже ведя сталь к его плоти, а через секунду голова врага покатилась по земле. Я же изверг из своего рта струю пламени, которая словно струя напалма, накинулась на несколько вражеских солдат, сжигая их заживо, после чего продолжил уничтожение вражеских офицеров.
А когда ещё два отряда, которые пришли резервами с горящих улиц, завершив там свою миссию, враг был практически разбит, и началось простое и беспощадное уничтожение османских отрядов.
Бой за Измайловскую заставу был завершен, после чего был дан сигнал ярким световым сигналом в ночном небе, а я вёл словно пьяных солдат от куража и крови, обратно к воротам, оставляя за нашими спинами поле усеянное сотнями трупов, людей и животных.
Огонь ещё пылал в домах разрушенных взрывами наших пороховых бомб, а улицы были завалены трупами своих и чужих солдат, которые прибывали словно в реках крови и грязи вперемешку с копотью и пеплом.
Идя по улицам не взятой крепости увязая в крови, я раздавал приказы и указания. Когда же я очутился за второй линией защиты, где всё было спокойно и не было тел убитых и пожарищ, ко мне подошла Александра Романовна.
Аристократка тряслась и старалась не смотреть на меня, или бегающих туда-сюда в крови солдат, отводя взгляд в сторону или себе под ноги, в отличие от своего охранника который напротив пристально смотрел в моё грязное окровавленное лицо.
Рядом с нами суетились люди, таская солдат на носилках вглубь заставы к лазарету, где уже не хватало место для раненых и помощь начинали оказывать прямо на улице, укладывая раненых прямо в ряд на мостовую.
— Враг отступил? — Тяжело дыша, прикрывая рот и нос платком, спросила меня та, кто назначил меня руководить этой бойней.
— Враг полностью уничтожен. Никто не ушёл. — Хрипя, ответил я, смотря на бледную, словно сама смерть девушку, которая содрогалась словно в ознобе.
В этот момент мимо нас пробежало
От такого ужасного близкого зрелища Александру скрутило пополам, и она разразилась рвотой прямо мне под ноги, при этом трясясь словно в лихорадке.
— С реальностью войны вас, — хмыкнул я, даже не пошевелившись. — А что вы хотели? Действия от первого лица. Тут калечат и убивают. Так реакция по первой бывает и у солдат. Потом привыкаешь.
Александра не разгибаясь, закончив опустошать свой желудок, слегка задрала свою голову вверх, посмотрев мне в лицо, на котором повязка на левом глазу была мокрая от крови и пота, и вновь содрогнулась рвотными спазмами.
Время битвы кончилось, наступало время подведения итогов, латать раненых, и организованного отхода из разрушенной заставы в Измаил.
Глава 7
Интерлюдии, или дорога на Измаил
В одном из лучших ресторанов Петербурга, как всегда было не продохнуть, а по залам разносилась весёлая музыка. В укромном углу заведения отгороженным перегородками, за столиком сидел пожилой мужчина.
Под многочисленные веселые голоса из большого зала, он вертел в руках бокал на высокой ножке, смотря при этом на бутылку красного игристого вина пере собой.
— Ваше здоровье Григорий Александрович, — ударил он крем бокала по бутылке, издав присущий хрусталю звон. — Ваш план, как всегда был безупречен. У нас всё получилось. — Выдохнул он, пригубив терпкий напиток. — Хотелось бы мне, чтобы и вы увидели лица этих людей, когда они поняли, что их дальнейшее благосостояние в наших руках. Граф Юрмунов уже разорен, и ввергнут в агонию бедности. Остальные на очереди. Теперь у вас есть две усадьбы и земельные владения в губернии. — Всё разговаривал граф с бутылкой вина.
Чуть слышный цокот каблуков отвлёк Графа Рощинского от излития души бутылке красного игристого вина, от чего он замолчал, а через пару секунд у столика появилась стройная брюнетка, спускающая с плеч полушубок.
— Мила Валентиновна. — Слегка привстал граф, приветствуя женщину, которая улыбнувшись усталой улыбкой, положила верхнюю одежду в дальний угол диванчика, и села напротив пожилого мужчины.
К столику же сразу подошла официантка, и поставила бокал, после чего удалилась вновь за бар.
— Мила Валентиновна, как самочувствие Руслана Тихоновича? — Нарушил молчание граф, наполняя бокал молодой женщины.
— Всё хорошо Эдуард Семёнович, — выдохнула Мила, протянув руку за бокалом. — Рана была не серьезная. Но неприятная. Полежит дома пару дней, и будет как новенький.
— Вы уже выяснили, кто был тот благодетель? — Слегка скривился Рощинский.
— Естественно, — отпила из бокала женщина. — Это была банда Сулкина. Ему кто-то слил новость, что князь покинул на продолжительное время Петербург, а может и вовсе с концами. Вот эта крыса и решила подсуетиться. Теперь ему суетиться не придётся, а у меня работы привалило. Новые территории новые проблемы. Хоть Григорий и говорил, чтобы мы не расширяли зону влияния, пока его нет. Но это вынужденная мера была. Зато все остальные уяснили, что даже если князь в отъезде, его власть и мощь не уменьшилась.