Тень Лучезарного
Шрифт:
– Но ведь он же… – она судорожно сглотнула.
– Он близко, – ответил Бенефециум.
– Почему? – она начала судорожно прятать мешок под одежду. – Почему?
– Захотелось, – он выпрямился и стал казаться ей тем, кем был на помосте. Момао. Высокий. Серый. С клыками.
– Почему ты здесь? – спросила она.
– Если хочешь выйти, идешь не туда, где чисто, а туда, где дверь, – ответил он ей. Помолчал и добавил: – А потом застываешь на пороге. Грязному прохода нет.
– Ты хочешь почиститься об меня? – спросила Брита.
– Нет, – ответил он после паузы. – Просто захотелось. Если не хочется уже ничего, это довольно
…Дальше Брите стало чуть легче. Впереди уже клубилось что-то темное, отчего крики «Я люблю Зелуса!» становились громче и громче. А потом помост сровнялся с этим. Из шатра вышли Фабоан, Рор, Момао, и помост взлетел над руками счастливчиков.
– Туда! – заорала Ярри, распахнув гарнаш и сверкая грудью. – Будьте для Зелуса! Не нужно больше ползти. Мы уже почти на месте! Теперь можно отдохнуть! Ложитесь. Ложитесь друг на друга. Любите друг друга. Прячьтесь под Зелуса. Зелус укроет вас. Он любит вас.
Помост накренился. Руки продолжали его держать, но сотни, тысячи рванулись туда, в полумрак, в счастье, под доски. И многие из тех, кто держал, срывая кожу с пальцев липкое и окровавленное над головой, упал. Или сам полез внутрь. И тогда Рор зарычал, и сразу несколько из бедолаг как будто опомнились. Их глаза засветились красным. Их руки стали мощны. Они подхватили тяжкий груз и выпрямили его. А потом упали комьями истерзанной плоти. И помост мягко осел, давя и прессуя счастливчиков.
Брита пошатнулась. Что она здесь делает? Зачем она здесь? Она уже убила Энимала? Теперь ей следует убить Ярри? А сможет ли она? Сил почти нет. Ноги обморожены. Меч, который висит у нее на поясе, годится только для того, чтобы выковырять в земле собственную могилу. Да и то – весной. Скоро ли весна? Морозы, ужасные морозы, кажется, уже прошли. Вон, у скольких дошедших до Пира – нет ушей и носов. Черные язвы вместо них. Язвы на щеках. Те, кто не мог идти, уже давно прошли через котлы. Что дальше? Что дальше?
– Это и есть Бараггал? – услышала она хриплый голос. Обернулась и замерла. Широкоплечий дакит стоял за ее спиной. Где-то она его уже видела. Где же? Он разглядывал что-то впереди. Она проследила за его взглядом и поняла, что впереди, в нескольких лигах, какое-то убогое строение, что-то вроде часовенки, похожей на ту, возле которой похоронен Сор Сойга. Но за ней высится холм, окруженный невысокой стеной. И четыре башни шпилями втыкаются в низкое небо. Не очень высокие башни, покрытые лесами. А вправо и влево от них стоят ряды войска.
– Не знаю, – прошептала Брита. – Я не была здесь. Кажется, там были храмы, а не башни? – и тут же добавила на всякий случай: – Но я так люблю Зелуса!
– Но? – удивился дакит и посмотрел на помост.
И Брита вслед за ним перевела взгляд влево. Туда, куда боялась смотреть. И не потому, что под досками что-то продолжало хрипеть и восхвалять Зелуса. Нет, она боялась того, что поднималось из-за помоста. Башен и стен, сплетенных из черных жгутов. Из черных тел. Из полумертвых, копошащихся тел. Замка. Чертога. Обиталища.
– Любопытно будет посмотреть, – рассмеялся дакит, и Брита вспомнила – Фамес. Фамес Гиббер! Принц Даккиты! Король Даккиты! Вот ты теперь где. Чего ты хочешь?
– Любопытно будет посмотреть, – повторил Фамес. – Зелус должен выйти из шатра и войти в замок и соединиться с тем, кто коснулся его своей тенью. А ты как думала, Брита? Да, я узнал тебя. Ты все так
– Ты так думаешь? – спросила Брита.
– А ты думаешь иначе? – начал говорить Фамес, но вдруг замер. Окровавленный клинок вышел из его гортани, как будто кто-то сзади ударил его. И свистящий шепот раздался в воздухе, добавив к ужасу в глазах Фамеса – изумление. Он упал, захлебываясь кровью, Брита шагнула назад и услышала рядом тихое:
– Сегодня первый день весны, Брита. Скоро. Не отходи от помоста далеко. Ты поможешь мне. Ты поймешь. Нужно принять.
На башнях Бараггала зазвенели колокола. Из шатра вышли Момао, Фабоан и Рор. Русатос поклонился им, развернулся к толпе, которая облепила помост со всех сторон, и поднял руки над головой. Тишина наступила мгновенно. «Зелуса, Зелуса, Зелуса!» – застряло в глотках.
– Сейчас! – прогремел голос Русатоса. – Осталось чуть-чуть. Немного вашей любви. И наш избранник войдет в уготованный ему чертог. Сюда!
Брита задрожала. За ее спиной, у холма Бараггал, стояло войско, в рядах которого могли, должны были оказаться ее друзья. Справа клубилось ужасное, готовое пожрать не только Бриту, но и все – от горизонта до горизонта. Вокруг стояло бесчисленное войско, способное перемолоть Бараггал и всех его защитников не один раз, даже не обращаясь к магии и силе Зелуса. А перед нею, чуть накренившись, замер окровавленный эшафот с шатром, перед которым начиналось главное. Момао стоял чуть в стороне, как будто готовился взлететь. С другой стороны шатра замер Рор, косясь в сторону мглистого чертога, словно собирался войти в него первым. Перед входом в шатер переливался слизью Фабоан, намереваясь сожрать все, что он только способен успеть сожрать. А на помост один за другим с криками «Я люблю Зелуса!» лезли безумные и счастливые люди. И Мом, Русатос-Сиатрис, Ярри и витающий среди них черно-алой тенью Веп резали и рвали их на части, сбрасывая тела туда, откуда вырастал черный замок.
И вдруг Брита заметила что-то новое. Очередные жертвы, забирающиеся на помост, не кричали. Их было не так много. Двадцать или тридцать. Они терялись в толпе, но когда подошла их очередь пролить свою кровь, они оказались чуть проворнее своих предшественников. И двигались они иначе. Быстро и гибко. Замелькали ножи. Пали Русатос, Ярри, Мом. Заклубился в огненных кольцах Веп. И когда Рор бросился с рычанием рвать наглецов, а Фабоан – пожирать их, Момао одним движением снес с помоста шатер.
Под ним ничего не было, кроме сверкающего трона и чудовища на нем. Зверя, сотканного из тьмы и мерзости. Зверь бился в невидимых объятиях, и черная кровь блестела на его груди.
Почему она не убивает его, подумала Брита и в тот же миг вспомнила.
«Сегодня первый день весны, Брита. Скоро. Не отходи от помоста далеко. Ты поможешь мне. Ты поймешь. Нужно принять».
И она приняла. Взяла в себя льющуюся волной ненависть и злобу. Вспомнила истерзанное лицо Аменса и взяла. Съела. Проглотила. На краткий миг, потому что уже начинала разрываться на части. Но этого хватило. Откуда-то из-за ее спины полилась вдруг странная, удивительная магия, сворачивая чудовище, обращая его против самого себя.