Тень мечей
Шрифт:
Рука Рено метнулась к ножнам и застыла. Он поборол искушение проткнуть короля мечом, раз и навсегда положив конец этой комедии. Но сейчас не время и не место, у него есть дела поважнее, добыча покрупнее. Не стоит марать свой меч кровью этого притворщика. Он отвернулся от короля и его дрожащего советника и, гремя доспехами, вышел из шатра.
Оказавшись под открытым небом, рыцарь поднял глаза на неумолимое солнце. Он смотрел, не отворачиваясь от его слепящих лучей, — жест гордыни и вызова силам природы, которые восстали против них в этой последней битве. Священники с детства учили его, что этот мир принадлежит дьяволу, и долгие годы Рено свято в это верил. Мир действительно принадлежал Сатане, и даже стихии постоянно воевали со слугами Божьими на этой
Но Рено воспрянул духом, когда увидел боевых коней. Закованные в броню жеребцы, выведенные на конюшнях Византии, были взращены с одной-единственной целью — нести воинов креста вглубь сарацинских орд. Как и их хозяева, рыцари-тамплиеры, эти могучие животные не ведали страха. Гордо задрав морды, кони несли на своих спинах воинов Христовых, которые сейчас замерли стройными рядами в ожидании приказов полководца.
Как он любил этих людей! В мире, где правило безумие, они одни символизировали порядок и дисциплину. Рено знал, что рыцари без единого слова последуют за ним, хотя бы и в адскую бездну. Если таковая существует. После стольких лет, проведенных на войне в обнимку со смертью, Рено больше не верил ни в какой ад, помимо того, который создал сам человек.
Рено вскочил на своего скакуна, чья масть напоминала неочищенные слоновые бивни. Рванувшийся к нему паж поднес копье с кинжальным наконечником. Рено надел шлем, поднял забрало и повернулся к своему войску.
— Король и клирики храма Гроба Господня благословили нас на битву, милость Господня с нами! — возвестил он. — Сегодня мы поразим зверя в самое сердце, и падет царствие Сатаны!
Рено поднял свое копье для пущего драматического эффекта, но жест был лишним. И тамплиеры в белых одеждах, и закутанные в черные плащи госпитальеры в ответ на его слова разразились криками искреннего воодушевления. Они всю жизнь готовились к этому мгновению. Они искренне считали себя храбрыми защитниками Святой земли от язвы магометанства. Они знали, что им предстоит принять участие в последней битве во имя Господне. Саладин — это и есть Антихрист, которому удалось в конце концов окружить Иерусалим воинством Сатаны. И вот им, рыцарям, выпала честь стать избранными и защитить этот город. И они точно попадут в рай, независимо от того, погибнут в этом сражении или переживут его.
Ни один из этих молодых людей не боялся умереть на поле боя, но многие надеялись прожить достаточно долго, чтобы стать свидетелями пришествия Христа, спускающегося с небес в миг победы. Рено сомневался, что их ожидает подобное чудо, но не видел смысла разбивать надежды рыцарей.
Развернув коня, он указал копьем прямо на мусульманский лагерь, видневшийся вдали, на другом краю равнины. Повинуясь его знаку, герольд затрубил в рог что есть мочи. Рев трубы пронесся по полю битвы подобно вспышке солнечного света, пробивающегося сквозь грозовые тучи. Издав гортанный вопль, Рено де Шатильон, сеньор Керака, магистр ордена тамплиеров, пустил коня вскачь по пыльной равнине. Грохот копыт эхом отозвался в горах, будто рев трубы архангела. Сражение у Хаттина началось.
Глава 3
БИТВА ПРИ ХАТТИНЕ
Над равниной, словно кровожадные осы, роем взвились стрелы. Рыцарей-крестоносцев завертело в вихре смерти, с ясного послеполуденного неба дождем хлынула смертоносная сталь. Тяжелая стальная броня, которую часто проклинали из-за того, что она снижала маневренность, сейчас оправдывала свое основное предназначение — защищала всадников от острых стрел и копий, которые летели в них, будто подгоняемые ураганом. Однако их кони были не настолько хорошо защищены, и многие отважные скакуны пали на полпути, подминая под себя всадников. Те же
Саладин наблюдал в подзорную трубу за атакой рыцарей на заградительную линию его лучников и качал головой.
— Они храбры. Достойно сожаления, что столь доблестные воины служат варварам, — сказал он.
Маймонид напряг свои старческие глаза, но не смог разглядеть подробностей сражения, разворачивающегося всего шагах в пятистах от него. Ну и ладно! Достаточно того, что он слышал пронзительные стоны умирающих, которые эхом прокатывались по равнине: а какой же врач не знаком с воплями мук и страданий! Предсмертные крики, как всегда, ранили его душу, а потом снова и снова мучили кошмарами по ночам.
Саладин, с улыбкой посмотрев на хмурого придворного лекаря, сложил подзорную трубу и отвернулся.
— Мне не доставляет ни малейшего удовольствия смотреть на ужасы войны, — признался султан.
— Мне тоже, сеид, — ответил старый раввин. — После сегодняшнего сражения у моих лекарей будет много работы.
— В таком случае ты видишь все в более радужном свете, чем я. Я вот боюсь, что ангел смерти призовет к себе больше воинов, чем могут спасти твои зелья.
По ту сторону равнины Рено с группой рыцарей прорвал строй лучников и помчался прямо на отряд сирийцев, телохранителей султана, которые до этого укрывались в траншее, завернувшись в красные плащи, помогавшие им сливаться с выжженной землей пустыни. Арабские пехотинцы дружно выпрыгнули из укрытия и стали вонзать во всадников-крестоносцев зазубренные копья. Некоторые боевые кони попадали, но всадникам удалось выбраться из стремян. Сражение быстро распалось на отдельные рукопашные схватки. Мощь меча сошлась с беспощадным проворством ятагана.
Маймонид понимал, что в этом и состоял замысел Саладина. Султан хотел подпустить крестоносцев поближе, чтобы те были вынуждены отложить свои смертоносные арбалеты, чьи стрелы легко пробивали пластинчатые доспехи мусульман. В рукопашной схватке рыцари могли полагаться лишь на меч. Тяжелые прямые мечи франков прекрасно справлялись со своей задачей, неся смерть врагу, но кривые мусульманские ятаганы, выкованные из гибкой дамасской стали, ничем не уступали им в ближнем бою.
Заметив, что рыцари поднимаются по холму к его лагерю, Саладин поднял руку, подавая своим войскам сигнал: настала пора преподнести крестоносцам «сюрприз». Воины в темно-красных хламидах, с факелами и бронзовыми чайниками, наполненными маслом, выбежали вперед и подожгли все деревья и кусты, еще отделявшие крестоносцев от основных сил армии мусульман. Ветер понес дым и пламя в сторону летевших во весь опор рыцарей, кони которых стали испуганно шарахаться. Лучники обстреливали испуганных животных, и те сбрасывали всадников наземь, издавая леденящее душу предсмертное ржание. Маймонид пробовал было заткнуть уши, чтобы не слышать ужасающего ржания погибающих лошадей, но шум и звуки боя окутывали его, словно неистовая песчаная буря, вызванная богинями гнева из первобытного хаоса.
Многие крестоносцы задыхались и ничего не видели в дыму, но их ударный отряд во главе с самим Рено все же прорвался сквозь ряды атакующих сарацин. Магистр тамплиеров бросился, словно разъяренный бык, в самую гущу мусульманского войска. Его копье вонзилось в нагрудник курдского воина, который даже не успел заслониться щитом. Рено с удовлетворением ощутил, как копье с тяжелым всхлипом вошло в сердце врага. Наконечник копья, покрытый запекшейся кровью и обрывками плоти, вышел из спины курда. Пронзенный насквозь человек хотел было закричать, но захлебнулся кровью, хлынувшей изо рта и ноздрей. В следующий миг он лишь слабо захрипел и пал в раскрывшиеся объятия смерти.