Тень Микеланджело
Шрифт:
— Caccati in mano е prenditi a schiaffi! — выругался Бертолио, в сердцах стукнув кулаком по ладони.
— Вы что-то сказали, майор?
Из теней за камином выступила низенькая монахиня лет сорока с приятным лицом. В отличие от пожилой сестры, которая привела его сюда, эта монахиня носила на необъятной талии тяжелый пояс из резных деревянных четок, а с ее шеи свисал на цепочке большой металлический крест, разделяя большие отвислые груди.
— Ничего я не говорил, — буркнул Бертолио. — Кто вы такая? — грубовато спросил он, выставив
— Я мать настоятельница, сестра Бенедетта. А вы, наверное, тот человек, о приезде которого нас предупреждали.
— Майор Тиберио Бертолио, Шестой МВСН дивизион Тевере, — выпалил Бертолио.
— Я ожидала человека из тайной полиции, — сказала сестра Бенедетта.
— В Италии нет тайной полиции, — возразил Бертолио.
— Стало быть, вас здесь нет, майор, — промолвила монахиня с усталой улыбкой. — Вы не более чем игра моего воображения. И то сказать, немецкого гестапо вполне достаточно для обеих стран.
— Я пришел за ребенком, — заявил Бертолио. Он извлек из кармана мундира небольшой пакет, скрепленный печатью с изображением скрещенных ключей и тиары, официальной печатью Ватикана.
— У вас влиятельные друзья, — заметила сестра Бенедетта, поддевая коротким пухлым указательным пальцем печать и вскрывая пакет.
В нем находилось свидетельство о рождении и проездные документы с визами и печатями Ватикана, правительства Швейцарии и нацистской иммиграционной службы. Имелся и второй комплект документов — на безымянного взрослого, который будет сопровождать ребенка.
— Эти документы выписаны на имя Фредерико Ботте, — сказала мать настоятельница.
— Это имя ребенка.
— Нет, это не так, и вы это знаете, майор.
— Теперь это так. Приведите его.
— А если я скажу вам, что никакого Фредерико Ботте в нашем монастыре нет?
— Мать настоятельница, этот вопрос я предпочел бы оставить без ответа, но поверьте, что это не принесет ничего хорошего ни вам, ни мне. Попытка спрятать ребенка или отказ предъявить его повлекут за собой самые серьезные последствия. — Он сделал паузу и добавил: — Мать настоятельница, я только исполняю приказ. Могу вас заверить, это не доставляет мне ни малейшего удовольствия.
— Хорошо.
Взяв с каминной полки маленький колокольчик, сестра Бенедетта позвонила в него. Помещение наполнилось резким звуком. Спустя несколько мгновений в комнате появилась очень молодая женщина, которой явно было не слишком удобно в мирской юбке, блузке и вязаной кофте. За руку она вела мальчугана лет трех в коротких штанишках, белой рубашонке и узеньком галстучке, со смоченными водой и зачесанными назад темными волосами. Вид у него был очень испуганный.
— Вот мальчик. А это сестра Филомена. Она позаботится о его нуждах. Она говорит и по-немецки, и по-итальянски, так что с пониманием того, что потребуется для нее самой и для ребенка, проблем не возникнет.
Шагнув вперед, сестра Бенедетта
— Лодочник, доставивший меня сюда, не стал дожидаться и уплыл. Как нам вернуться на материк? — спросил майор.
— У нас есть собственный транспорт, — ответила сестра Бенедетта. — Ступайте с сестрой Филоменой. Она вам покажет.
Бертолио кивнул, потом щелкнул каблуками. Его рука начала было напряженно подниматься вверх в фашистском салюте, но он передумал и вместо этого еще раз резко кивнул.
— Спасибо за сотрудничество, преподобная мать.
— Я делаю это только ради ребенка. Он невинен и не имеет никакого отношения ко всему этому безумию… в отличие от всех нас. До свидания.
Не промолвив больше ни слова, Бертолио повернулся на каблуках и направился прочь из комнаты. Сестра Филомена и ребенок послушно последовали за ним. Уже в дверях мальчик остановился и молча оглянулся через плечо.
— До свиданья, Эудженио, — прошептала сестра Бенедетта.
И он ушел.
Она подошла к окну и стала наблюдать сквозь жалюзи, как три фигуры спускаются к причалу. Доминик, паренек из деревни, подрабатывавший в обители поденщиком, ждал у причала. Он помог забраться в плоскодонку и устроиться там сначала ребенку, потом сестре Филомене. Майор уселся на носу, словно какой-то смехотворно вырядившийся Вашингтон, переправляющийся через озеро Делавэр. Затем Доминик вскочил на борт, вставил весла в уключины, и лодка заскользила через узкий пролив, направляясь к материку.
Сестра Бенедетта провожала ее взглядом, пока могла различать фигурку ребенка. Потом она вышла из приемной, прошла по длинному коридору между отдельными кельями и добралась до черного выхода в хозяйственной части здания, позади умывален и туалетов. Выйдя наружу, под слабеющие лучи вечернего солнца, монахиня поднялась по узенькой, усыпанной шлаком тропке к кладбищу. Обогнув его, она продолжила путь в тени деревьев и наконец достигла маленькой лощины, наполненной цветами и густым ароматом обступивших ее сосен.
Она спустилась в эту чашеобразную впадину, прислушиваясь к доносящимся сверху вздохам ветра и отдаленному рокоту волнующегося моря. Если Катерина и любила что-то, так именно это место, единственный островок мира и покоя в ее искалеченной, покрытой шрамами страха и дурных предчувствий жизни. Священник из Портовенере так и не дал разрешения похоронить ее на освященной земле, и сестра Бенедетта в конце концов решила не возражать. На самом деле она не сомневалась в том, что место сие ближе к Богу, нежели любое другое, и сама Катерина предпочла бы именно его.