Тень прошлого

Браунинг Дикси

— Уолт…

— Если же нет, — не слыша ее, продолжал он, — то я бы тебе предложил отдать мне свои полномочия в деле со Смитсоном. Видишь ли, на следующей неделе будет выставлена на продажу маленькая, но необычайно ценная коллекция миниатюр, что должно восполнить…

— Уолт! — Челис была настолько раздражена, что диву давалась, куда исчезла вся ее чувствительность.

Он остановил ее жестом ладони, такой же розовой и гладкой, как у самой Челис.

— Я знаю, дорогая, что ты не желаешь вникать во все подробности. Я только хочу уберечь тебя от хлопот, и, поскольку завещание скоро будет официально утверждено, мы

могли бы кое-какие второстепенные…

— Уолт, замолчи! Я уже решила, как распоряжусь имуществом Джорджа. Спасибо тебе за заботу и помощь, но видишь ли, я не могу принять ее со спокойной душой, потому что абсолютно уверена: Джордж вовсе не собирался оставлять меня главной наследницей. Я думала об этом. В его возрасте завещанию не придают большого значения. Он мог даже и не помнить, что изменил его после нашей свадьбы, а потом было уже слишком поздно, так что видишь: при таких обстоятельствах…

— Нет, не вижу! Джордж прежде всего хотел бы, чтобы его коллекция оказалась в руках у знающего человека. А там одни Модильяни чего стоят!

— Уолт! Послушай. Я собираюсь отдать коллекции в alma mater Джорджа, а портфель ценных бумаг пойдет в оплату административных расходов. Ведь, насколько я понимаю, университету нужно будет построить специальное хранилище для них. В наше время приходится смотреть в зубы дареному коню: можно ли его прокормить, не говоря уже о налогах.

Было и еще кое-что, но Челис сейчас было не до тонкостей. На карте стояла ее независимость, и она не могла позволить себе брать подачки у человека, достойного презрения. Правда, теперь, когда импульсивное решение было окончательно принято, она, как ни странно, почувствовала некую абстрактную жалость к своему бывшему покойному мужу, несмотря на то что почти два года ее жизни он превратил в ад, ни разу даже не повысив голос, а лишь с улыбочкой нанося оскорбления, после которых она должна была перестать уважать себя как личность и особенно как женщину. Сомнения в своей полноценности еще долго отравляли ей жизнь даже после того, как она от него ушла. Эти сомнения и отчаянное желание избавиться от них вкупе с лихорадочным ритмом жизни и постоянной нервотрепкой на работе привели к тому, что она окончательно выбилась из сил.

Только теперь, по прошествии времени и находясь вдалеке от тех событий, обрела она способность к трезвым суждениям и смогла дать оценку своей семейной жизни. Она поняла, что, пробуждая в ней комплексы, он тем самым заглушал свои собственные, заложенные глубоко в его душе. К счастью, она смогла заработать самоуважение, ему же приходилось его покупать. У нее осталась работа — по крайней мере она на это надеялась, если удастся отказать Уолту достаточно тонко и тактично. Что бы ни случилось, она твердо стоит на ногах и без куска хлеба не останется. Никогда больше ее самооценка не будет всецело зависеть от того, что о ней думает мужчина.

Царственно выпрямившись и подняв голову, она произнесла:

— Уолт, боюсь, я не могу выйти за тебя замуж.

Его улыбка была скорее похожа на унылую гримасу.

— Ты все еще расстроена, дорогая. Я и сейчас не одобряю твоего решения съездить на родину. Питаться лотосом, конечно, приятно, но это совершенно разрушает…

— Лотосом?! — воскликнула она, не веря своим ушам. — Это ты про округ Дэйви?

— Сейчас мы не будем обсуждать этот вопрос, дорогая, но я не принимаю всерьез твоего

отказа. Конечно, за последние месяцы ты переутомилась, но поскольку все же осталась благоразумной женщиной, то не сможешь привести ни одного аргумента против нашего брака, все будут в его пользу. Так что просто подождем еще немного.

Она не пыталась больше перебивать Уолта. Когда он в таком настроении, у него в мозгу остается одна извилина, и переубеждать его бесполезно!

Благоразумная женщина! Но все же Челис решила, что ее новорожденное «я» не потерпело существенного урона, и подавила досаду. Роль разрушительницы сердец ей явно не по силам.

Отвлекая его от неприятной темы, она завела разговор о его новом открытии, о том, как быть с этой художницей, если, конечно, удастся ее заполучить. Она была вовсе не уверена, что эта Л. Морис не заключила уже с кем-нибудь соглашение. Пусть Уолт свято верует, что цивилизация простирается на юг не дальше линии Мэйсона — Диксона , но у нее есть подозрение, что Л. Морис не такой уж легкий орешек, как он себе воображает.

— Можно устроить частную выставку. Вполне подойдет, скажем, у Лендерманов. Места у них много, Нив его как раз уже подготовила. Они будут рады достойному предлогу устроить званый вечер.

Когда Челис встала, чтобы идти, Уолт уже строчил записки и тянулся к телефонной трубке. Она была еще в комнате, но он уже забыл о ее существовании.

Продравшись через лабиринт из косматых самшитов, Челис обнаружила садик с розами, совсем заросший и наполовину затененный огромной магнолией. Запрокинув голову и прикрыв глаза, она вбирала всем телом влажный пряный воздух, идущий от сырой земли. Легкий ветерок облепил юбку вокруг бедер и приклеил к порозовевшей щеке прядь блестящих волос.

Издалека донесся раскат грома, и она не услышала шагов Бенджамина.

— Ну как, есть у меня талант садовода? — спросил он, остановившись рядом с ней, и вновь низкий тягучий голос вызвал в ней живой отклик; ей пришлось сделать усилие, чтобы его подавить.

— Ни капли, но это мне и нравится, — призналась она. До нее донесся тот же мускусный запах, которым была пропитана тельняшка, хотя он и переоделся перед обедом. Должно быть, она слишком уж явно повела носом, потому что он сухо произнес:

— Извини. Ты, наверное, сто лет уже не была на скотном дворе.

Не могла же она ему сказать, что запах, приставший к его одежде, вызывает у нее сильнейшее возбуждение.

— Испытай меня. Я могу проехать верхом на любой корове, — усмехнулся он.

— Ну давай.

Они сели в грузовик и поехали к длинному коровнику, находившемуся в четверти мили от дома. Миновав несколько решетчатых ограждений, он остановился на полдороге и указал на маленький загончик, где мирно паслись три годовалых бычка.

— Будущие производители. Она вопросительно взглянула на него, и он пояснил:

— Два моих лучших быка скоро уходят в отставку. Балтимору нынче исполняется десять лет, и, как поется в песне, слишком стар он для любви. У меня еще восемь быков, от четырех до девяти лет, и через пару лет эти трое займут среди них свое место.

Челис полюбовалась, как лоснящиеся темные шкуры могучих животных переливаются в ослепительном солнечном свете.

— Они не дерутся?

Положив загорелую руку сверху на руль, он метнул на нее насмешливый взгляд.