Тень прошлого

Воронин Андрей Николаевич

– Прошу вас, – совсем уже сухо сказал Лопатин и сунул сержанту прямо в нос какую-то книжечку в развернутом виде. Было темно, но Илларион готов был поклясться, что это не паспорт. «Ба! – подумал он. – Со мной же следователь прокуратуры!»

– Виноват, – кислым голосом сказал сержант, посветив фонариком сначала в удостоверение, а потом в лицо Лопатину. – Ваши документы, – повернулся он к Иллариону.

– Сержант, – неприятным скрипучим голосом вмешался Лопатин, – у вас что, нет других дел? Вы мешаете преследованию опасного

преступника, это вам ясно?

Очень мешаете.

Сержант снова посветил на него, а потом опять перевел луч фонаря на Забродова. За это время в руке у Иллариона словно по волшебству возникла «беретта», яснее всяких слов говорившая о том, что сержант ОЧЕНЬ мешает преследованию опасного преступника. Правда, пистолет смотрел стволом в землю, а Забродов вообще с живейшим интересом разглядывал горевший в отдалении фонарь, но сержант и так все понял.

– Так бы сразу и сказали, что федералы, – пробормотал он, выключая фонарик и отступая. – Помощь требуется?

– Требуется, – сказал Илларион. – Уйди ты, Христа ради, с дороги. Иди, на пожар поглазей – вдруг драка случится или у кого шлепанцы домашние попятят…

Они доковыляли до джипа.

– Лопатин, – тяжело опираясь на переднее крыло, сказал Илларион, – вы машину водить умеете?

– Умел когда-то, – ответил Лопатин. – Вот только прав у меня с собой нет – валяются где-то за ненадобностью…

– Это ерунда, – сказал Илларион. – Все равно хозяин этой машины тоже где-то валяется.

Лопатин вздрогнул, посмотрел на него долгим взглядом, но промолчал и так, молча, полез за руль.

– Садись, Константинович, – сказал Илларион Лопатину-младшему. – На джипе, небось, не катался ни разу?

– Катался, – ответил Юрий.

– Когда это ты успел? – спросил из кабины Лопатин.

– А когда меня тот, с железными зубами, к себе домой вез, – ответил мальчишка. – Хорошо, что вы его убили, – добавил он, обращаясь к Иллариону.

– Я его не убивал, – сказал Илларион. – Он просто.., неудачно упал. Правда.

– С железными зубами? – переспросил Лопатин. – Доигрался, сволочь… Интересно, сколько еще народу неудачно упадет сегодня ночью?

– Тайна сия велика, – ответил Илларион, с кряхтеньем забираясь на заднее сиденье. – Константинович, давай-ка, брат, садись спереди, а я тут пока полежу…

– Куда поедем? – спросил Лопатин.

– Ребенку пора спать, – напомнил Илларион. – А я есть хочу…

– Замазано, – сказал Лопатин.

– I'll be goddamned, – добавил Забродов. – Поехали.

Когда машина тронулась, он залез в нагрудный карман куртки и на ощупь обследовал лежавший там предмет, чтобы убедиться в его сохранности.

* * *

Андрей Игоревич Званцев на радостях принял на грудь гораздо больше своей обычной дозы, и, если бы не исключительная крепость его организма, дело могло бы закончиться весьма печально – вытрезвителем,

реанимацией, а то и, чего доброго, моргом. Но организм его, как уже было сказано, в исключительных случаях мог перенести и не такое, а сегодня как раз был совершенно исключительный случай, так что вместо того, чтобы упасть лицом в асфальт прямо у порога ночного ресторана, в котором он праздновал свою великую победу, Званцев всего-навсего отказался от мысли вести машину самостоятельно и поехал домой на такси, что лишний раз доказывало его здравомыслие.

То же здравомыслие, которое ему не удалось утопить в алкоголе, нашептало Андрею Игоревичу, что брать с собой троих разбитных девок, которые неизвестно когда и как подсели за его столик, вряд ли стоило: по правде говоря, сейчас он вряд ли был способен справиться хотя бы с одной, не говоря уже о целых трех. Быть обворованным он не боялся: то, что девки могли бы пронести мимо охранника в вестибюле, было сущей мелочью, да и вычислил бы он их буквально на следующий же день, но к чему все эти ненужные хлопоты? Он завершил трудное дело, он поставил наконец точку в своей затянувшейся вендетте и теперь имел полное законное право хотя бы некоторое время не напрягаться тем, что ему было ни к чему.

Жизнь человека, у которого водятся кое-какие деньжата, скучна и утомительна. От него все время чего-то ждут – все и, что характерно, везде. Повсюду, так сказать. И ждут не чего-то этакого – он повертел в воздухе растопыренными пальцами, – а именно денег. И постоянно стараются поставить его в ситуацию, в которой он вынужден платить. Нет, денег не жалко, это даже бывает приятно – платить. Но, черт возьми, почему человек должен платить за то, что ему совсем не нужно? Потому, что от него этого ждут? Да пошли они все подальше!

Ждали сто лет, и еще подождут! Так или нет?

– Гм, – сказал таксист, и Званцев с некоторым недоумением обнаружил, что все это время, оказывается, делился плодами своих размышлений с таксистом.

– Нет, – сказал он, – это я не к тому, чтобы за проезд не платить, а вообще…

– Я так и понял, – сказал таксист, стараясь дышать через раз: в салоне было не продохнуть от перегара.

– А кстати, – оживился Званцев, – куда это мы едем? Направляемся куда?

– Домой, – просветил его таксист. – На Сивцев Вражек.

– Какой еще овражек? – удивился Званцев. – Учти, шеф, живым я не дамся. Взяли моду – пассажиров насиловать…

Таксист тактично промолчал, решив не вступать в дискуссию по половому вопросу. Вроде на голубого не похож, подумал он, косясь в зеркало заднего вида на своего пассажира. Ну а начнет приставать, пусть пеняет на себя. На что, спрашивается, шоферу монтировка? Шины монтировать? Ну-ну…

– Сивцев Вражек, Сивцев Вражек, – бормотал между тем Званцев. – Знакомое что-то… А! Так я же там живу. Слушай, ты откуда мой адрес знаешь?