Тень секретарши Гамлета
Шрифт:
– Да, – подтвердила Маша, – участковый нам тут вовсе не участковый.
Была в этом заявлении какая-то затаенная логика, но какая, Сева так и не смог понять.
– Девоньки, – вздохнул он, – давайте мы с вами вот что сделаем. На домофоны и камеры денег с вас, конечно, никто брать не будет, но вот бельишко банкирское вы мне отдайте. Я его участковому передам и все про ливень с грозой и инсультом объясню. Он дело закроет, труселя банкирской жене вернет, все будет шито-крыто, и вы ни при чем. А то, глядишь, Говорухина вам еще и спасибо
– А вы что, ничего не знаете? – нахмурилась Маша.
– О чем? – У Севки вдруг екнуло сердце, как оно екало всегда, когда уже раскрытое дело вдруг приобретало неожиданный оборот. – Что я должен знать?
– Жанна Говорухина не сможет сказать нам спасибо и подарить коробку конфет, – с грустью пояснила Даша.
– Да и белье ей уже ни к чему, – добавила Маша.
– Это еще почему? – поинтересовался Севка, тоскливо подумав о том, что дел по этому «банкирскому делу» неизбежно прибавится, но это не сулит ему ни копейки.
– А то вы утренних газет не читаете? – прищурилась Маша.
– И телевизор не смотрите? – покачала головой Даша.
– Я, девоньки, в кризис стараюсь ничего не читать и не смотреть, – сказал чистую правду Фокин. – А что, банкирским женам нынче коробка конфет не по карману?
Девчонки снова переглянулись, а сердце у Севки опять екнуло.
– Убили ее, – вздохнула Даша и засуетилась, разливая по чашкам чай, выставляя на стол вазочки с вареньем и сухофруктами.
– Бабку? – надеясь на лучшее, спросил Сева.
– Жанну Говорухину! А бабка в реанимации с инсультом лежит, – как последнему дураку объяснила ему глазастая Маша.
– Вчера вечером, – заговорщицки продолжила Даша, – Жанна Владимировна приехала сюда на своем «Порше». Зачем, никому не известно, ведь бабушка-то в больнице лежит! А около полуночи ее нашла соседка, которая пришла полить цветы и покормить кошку. Говорухина лежала на кухне с проломленной головой, рядом с ней валялся окровавленный топорик для рубки мяса. Тут ментов ночью море было! И даже сам банкир, говорят, приезжал. Тело увезли, квартиру опечатали. Сами подумайте, дорогой сосед, зачем теперь Жанне Владимировне дорогое белье?
– Зачем?! – подхватила эту бесконечно философскую мысль Маша.
И опять в их словах была такая убийственная логика, что Сева не нашел, что сказать…
Он вздохнул, встал и пошел к выходу.
– А чай?! – в один голос закричали девчонки.
– Какой там чай, – отмахнулся Фокин. – Тут людей топором рубят, а вы – чай.
– Как вы думаете, с этической точки зрения что нам теперь с этим кружевным комплектом делать? – выскочила за ним в коридор Маша. У нее в руках был пакет, через который просвечивали красные кружева. – В полицию сунешься – загребут не только за кражу, но и за убийство. У себя держать боязно и неприятно, а выбросить рука не поднимается. Может, банкиру белье потихоньку подкинуть?
– Повесьте его обратно на веревку, – посоветовал Сева. – Ночью
– Точно! – обрадовалась Маша. – Как же мы сами до этого не додумались?!
– И вот что, девоньки, если передумаете в институте учиться, приходите ко мне на кастинг. – Сева вытащил из кармана визитку и вручил ее Маше.
– Ой, вы продюсер? Вам актрисы нужны? – подскочила к ним Даша. Вытянув шею, она заглянула в прямоугольник с координатами Севкиного офиса.
– Я частный детектив. Мне секретарша нужна – умная блондинка, не старше двадцати пяти лет, с большим творческим потенциалом. – Сева жестом обозначил желаемый размер бюста.
Пока девчонки, открыв рты, смотрели ему вслед, он сбежал вниз по лестнице и выскочил из подъезда.
– Сволочь ты, Вася, – сказал по мобильному Фокин, оказавшись на улице. – Зачем заставил меня жрать чеснок? Зачем треники посоветовал нацепить?! Свидетели твои оказались красивыми молодыми девчонками. А я с выбитым зубом, в старом спортивном костюме и с запахом изо рта! Сволочь ты, Вася. Жуткая сволочь!
– Неужели молодые девчонки? – что-то интенсивно жуя, удивился Лаврухин. – Ну, извини! У них фамилии Полторак и Неналивайко, вот я и подумал… Извини, друг, прокололся.
– Ладно, не грузись, я бы тоже так подумал, – оборвал его Севка. – Хуже другое. Бельишко я нашел, да только хозяйке оно уже ни к чему. Надеюсь, ты в курсе?
– В курсе чего? – замер на том конце Лаврухин, перестав жевать.
– Ты что, не знаешь, что у тебя на участке творится?! – не выдержав, заорал Сева так, что голуби, мирно пасшиеся на тротуаре, панически взмыли в воздух. – Или я теперь тут участковый?! Тогда зарплату мне свою гони!
– Я в отпуске! С сегодняшнего дня! – перекричал его Вася.
– Ну ни хрена себе! – от возмущения Фокин чуть не уселся в клумбу, заботливо выложенную по периметру старыми шинами. – Это что же получается, Лаврухин? Ты с утра в отпуске прохлаждаешься, а я тут на твоем участке пашу? Да пошел ты… – Севка в сердцах нажал отбой и решительно направился к велосипеду.
Если до послезавтрашнего дня у него не появится клиент, то придется съехать с квартиры и подыскивать другой офис. Еще ему придется не есть, не пить и не заигрывать с хорошенькими девчонками, потому что все эти занятия требуют мало-мальских денег, а их у него…
Сева выудил из растянутого кармана треников кошелек и скрупулезно пересчитал наличность. «Их» у него оказалось шестьсот рублей и восемьдесят пять копеек.
– Тьфу! – в сердцах плюнул Фокин, вспомнив, что ко всем прочим тратам нужно забрать из ремонта машину, старую, вечно ломающуюся «девятку».
Прислонившись к дереву, к которому цепью был пристегнут велосипед, Севка набрал отца.
– Папаня, анекдот хочешь? – невесело спросил он, прекрасно зная ответ.
– Конечно, нет, – пьяно икнул папаня в ответ. – На хрена мне твой анекдот?