Тень твоего поцелуя
Шрифт:
Наконец Мария сдалась и получила права наследования. После смерти брата Эдуарда она боролась за власть и получила трон. И вот теперь восседала под балдахином зеленого цвета Тюдоров, всевластная королева Англии, победившая врагов и ставшая женой католического короля.
Но надолго ли?
Вопрос постоянно терзал ее и даже в лучшие дни черной тучей омрачал солнечное сияние. А в плохие дни она вообще не могла думать ни о чем ином.
Ее влияние мог бы усилить ребенок, особенно сын. Сын Филиппа Испанского навсегда вернет Англию в католичество и через отца Филиппа
Мария чуть подвинулась назад. Драгоценные камни, вделанные в спинку трона, сверкали всеми цветами радуги в ярко освещенном зале.
Королева вздохнула и положила руку на живот, гадая, укоренилось ли уже семя Филиппа.
В ее чреве?
Или в чреве той, другой?
Она обвела взглядом зал, безразлично отводя глаза от придворных, стоявших небольшими группами или расположившихся на табуретах или пышных подушках. Симон Ренар, испанский посол и ее давний союзник и помощник, беседовал с самым доверенным советником Филиппа Руем Гомесом. Дружески склонив друг к другу головы, они о чем-то шептались.
Мария обратила взор на сидевшего рядом мужа. Похоже, музыка его совершенно не интересовала: рука гладит подбородок, локоть упирается в колено, обтянутое шоссами из золотистой оленьей кожи, взгляд устремлен на тех двоих у окна – Филипп явно старается прочесть по Губам, о чем идет речь.
К собеседникам подошел еще один, Лайонел Аштон, в элегантном изумрудно-зеленом камзоле, таких же шоссах и коротком плаще из бархата цвета слоновой кости, усаженном гагатами. Откуда он взялся? Словно возник из воздуха.
Королева невольно нахмурилась. В противоположность мужу она считала англичанина загадкой. Филипп же отзывался о нем как о весьма полезном человеке, хорошо знающем не только английские, но и испанские обычаи, сумевшем остаться своим в обоих лагерях и способном предлагать верные и мудрые решения сложнейших проблем. Человеке, жизненно, необходимом для того дела, которое касалось короля и королевы.
Дело… омерзительное, грязное… и очень важное. Мария не могла не признать это, хотя обычно отказывалась размышлять на подобные темы, не говоря уже о деталях. Но что-то в этом Лайонеле Аштоне смущало ее. Она не взялась бы определить точную причину неприятного ощущения, но его отчужденность, кажущаяся обособленность, неизменно бесстрастное лицо вселяли в нее неуверенность.
– Прошу простить меня, мадам, – прошептал муж, наклонившись к ней.
– Разумеется, милорд, – улыбнулась королева. Филипп поднялся с трона, вызвав этим привычную суматоху среди пажей и свиты, старавшихся ему помочь. Музыканты, привыкшие к невнимательной публике, продолжали играть.
Филипп направился к троице, собравшейся у высокого окна. Они поклонились королю.
– Джентльмены, – пробормотал он; невольно переводя глаза на юного музыканта, державшего лиру, – все улажено на сегодняшний вечер?
– Было бы весьма благоразумно, сир, не тревожить даму следующие несколько ночей, – тихо посоветовал Лайонел.
– Почему? Ее связь с луной прервалась? – отрывисто спросил король.
– Насколько мне
– Какие-то затруднения с мужем?
Филипп снова оглядел музыкантов.
– Нет, но его жена не глупа, сир, – объяснил Аштон таким недвусмысленно категоричным тоном, что король даже отступил.
– Не понимаю, дон Аштон. Женщина ни о чем не знает. Лайонел поклонился.
– На время, сир… только на время.
Симон Ренар бросил на него подозрительный взгляд. Неужели он единственный расслышал презрительные нотки за очевидно бесстрастным замечанием? Остальные, похоже, не заметили ничего странного: оба с умным видом закивали.
– Интересно, не может ли муж уладить все недоразумения? – бросил Руй Гомес, брезгливо скривив губы.
– Небольшой перерыв особого значения не имеет, – пожал плечами Филипп и оглянулся на жену. – На одну-другую ночь я посвящу все свое внимание только одной женщине.
Грубый смех неприятно напомнил собеседникам об истинном характере Филиппа, весьма далеком от его нынешнего облика идеального супруга, искренне преданного женщине на одиннадцать лет его старше. Ничего не скажешь, он в совершенстве играет свою роль. Но им было хорошо известно, что кроется под маской внешней благопристойности.
– Королева, сир, готова сделать все для своего мужа, – напомнил Руй Гомес. – Нет той чести, которую она вам не оказала бы.
– Да, – поморщился Филипп. – Но как же трудно, джентльмены, каждую ночь ложиться в постель с женщиной, которая с трудом выносит объятия мужа. А уж ни о каких любовных играх и речи не идет…
– Королева сознает свой долг, сир, перед супругом и страной, – немедленно вставил Ренар, защищая женщину, которую считал своим другом и полезным инструментом политических интриг.
Разумеется, – примирительно бросил Филипп. – Но тем не менее нелегко ложиться с женщиной, которая перед этим часами молится с рвением святой, идущей на муки во имя Господа.
Лайонел, поклонившись, удалился. Подобные разговоры больше его не интересовали. В зал вошел Стюарт Нилсон, и Аштон задался вопросом, почему с ним нет его жены. Только сейчас он осознал, как сильно ждал ее. Разумеется, весь последний месяц он каждый вечер ожидал ее появления. Того момента, когда она возьмет кубок вина, предложенный мужем. Того момента, когда спустя час или чуть больше она. едва не падая, извинится и удалится в спальню.
Он ждал ее с холодным спокойствием. Намеренным безразличием. Она была всего лишь предметом. Предметом, призванным укрепить власть Филиппа и Марии, вложить лишние камни в основание их трона. Случайным предметом в глубочайшей черной реке ненависти, отмечавшей каждое движение Лайонела Аштона.
И все же сейчас, когда необходимости ждать не было, он был охвачен нетерпеливым предвкушением и разочарован ее отсутствием.
И понимание этого потрясло его.
Почему?!
Но в глубине души он уже знал ответ, и смириться с ним было почти невозможно. Он хотел просто видеть ее.