Тень Уробороса.Фарс
Шрифт:
Ясноглазый Элинор, заводила, жадный до знаний, неутомимый, манит к себе его, Вирта. В большой тайне от наставника (увидит разгуливающими в неположенное время по коридорам Хеала — не избежать тогда друзьям сурового наказания!), накрывшись старым одеялом Квая Шуха, они забиваются в холодную нишу у кладовки, и Элинор шепчет:
— Пятьсот тридцать две тысячи ликов к северу отсюда. Там большой старый город, снаружи кажется заброшенным. Но его зачем-то реставрируют…
— Откуда знаешь это? — возражает скептичный и довольно приземленный Квай — совершенная противоположность Зила.
—
— Пятьсот с лишним тысяч ликов — это очень далеко… — но по интонации чувствуется, что Ситу очень, очень хочется там побывать. Ни одна из вылазок, организованных Элинором, не оказывалась скучной или неудачной. А чего стоило братьям-послушникам покрывать их, если был риск, что наставникам покажется подозрительным отсутствие шальной четверки…
— К северу отсюда… — Вирт сам удивляется, слыша свой голос будто со стороны и в то же время ощущая шевеление собственных губ. — Это ведь земля Каворат?
— Да. Ничья земля… Тс-с-с! Кто-то идет! — Элинор чуть пригибается, заставляя также сжаться и пригнуться товарищей.
Вирт чувствует на лице щекотку от длинных и мягких полос Зила. Элинор один во всем монастыре носил длинные волосы. Очень красивые длинные волосы, пепельно-русые, густые. И опять же — будто в пику Кваю Шуху, который всегда брился налысо, как многие послушники. В Хеала не приносили в жертву индивидуальность воспитанников. По крайней мере, в том, что касалось длины волос: это была своеобразная компенсация за ограничения во всех остальных сферах жизни.
— Все, прошел, — все они перевели дух, и Элинор продолжает: — Можете мне не верить, но я был на Ничьей земле…
— Мы верим, верим…
— Зил, мы верим, — (снова это странное ощущение собственных шевелящихся губ).
— Ну, не знаю, не знаю… — упрямится Квай. — Как ты мог там быть?
— В Каворате строят какие-то странные дома… Все закрыто…
— Чем?
— Не знаю. Пелена какая-то, я не понял, — Зил нетерпеливо отмахивается. — Я хочу посмотреть. Надо что-то придумать, братья.
— Нам достанется… — Квай Шух не был бы собой, если бы не пробурчал это.
Затем все мечется перед взором спящего Вирта. Он уже не помнит, как, но все они — вчетвером, вместе с недоверчивым Кваем — оказываются возле сумрачных руин Каворат. Идет дождь, ряса Вирта промокла до ниточки, однако же любопытство сильнее озноба.
Что-то не пустило их тогда в город. Но запах неразгаданной тайны остался. И упрямый взгляд серых глаз Элинора…
Рывком выбрасывает Вирта из тумана города на Ничьей земле…
— Заключенный! Заключенный!
Юноша вскидывается, уничтожающая боль в потревоженных ожогах прокалывает его тело, будто кто-то бьет кинжалом снизу, вспарывая живот до самого повздошья. Лишившись на минуту дыхания, Вирт очумело таращится на монаха-гварда.
— Вставай. Пойдем.
— Ку… куда? — наконец выдыхает бывший послушник.
— Увидишь.
Вирт еще не опомнился и не успел оценить всей нереальности происходящего: никуда не может ходить заключенный Пенитенциария. Никуда и никогда. Здесь не издеваются над заключенными, не морят их голодом. Да это и не было бы весомой пыткой для
Глуховатое эхо скакало по мрачным низким коридорам тюрьмы, похожей на нору. Для изнеженного цивилизацией человека из Внешнего Круга суровой тюрьмой показался бы монастырь Хеала, а от вида внутреннего убранства Пенитенциария посторонний и подавно мог бы навсегда лишиться дара речи. Но Фауст был закрытой планетой.
— О чем ты говорил во сне, заключенный?
Вирт промолчал. Он даже не услышал вопроса. Боль в руках застилала все.
— Какая-то Ничья земля… — бормотал гвард. — Здесь подожди! — они остановились возле арки, слегка приподнимающей потолочный свод, и конвоир бросил озабоченный взгляд на изъязвленные руки юноши, явно решая, каким же образом ему выполнить предписание и надеть на заключенного вериги.
Вирту было все равно. Он стоял, прикрыв глаза.
Гвард осторожно закрепил сенсоры у него на спине и на груди, невидимая паутинка тут же обволокла ноги Вирта, потянулась было к рукам и отступила, покоряясь программе, измененной охранником.
— Зачем ты дергался, не возьму я в толк… — философски покачал головою гвард. — Идем.
Снова какие-то тоннели и переходы. Все это, кажется, под землей. Юноше казалось, что сейчас продолжается адский сон, в котором он почему-то застрял. Вот путешествие к Каворат было явью, а гнилые лабиринты подземного Пенитенциария — это приснившийся кошмар…
И вот — какие-то ступеньки, ступеньки лестницы вверх. Гварды менялись. Их одежды становились все богаче. Вирта передавали из рук в руки, пока с последним конвоиром не пришлось остановиться у тяжелой лакированной двери.
— Береги время Иерарха, заключенный… — надменно процедил вооруженный священник. — Отвечай коротко, не говори о том, о чем тебя не спросили. Не умоляй о милости: ее не получишь. И помни о веригах: сейчас они будут усилены… — (Вирт почувствовал, как энергетическая паутина с обманчивой ласковостью обернулась вокруг его шеи.) — Ты делаешь неосторожное движение — поле мгновенно отрывает тебе голову. Ты услышал меня, заключенный?
— Да, — шепнул юноша, хотя пропустил три четверти сказанного гвардом, и даже упоминание Иерарха не вернуло его к действительности.
Закрывающаяся дверь подтолкнула Вирта в большой зал, похожий на главный храм Тиабару — города, в предместьях которого находился родной Хеала.
А напротив, глядя в высокое стрельчатое окно, стоял сам Иерарх Эндомион. Вирт едва удержался, чтобы не рухнуть на колени перед светлейшим: веригам все равно, с какими эмоциями совершает неправильные действия их пленник. Они выполнят свое предназначение и мгновенно оторвут голову носящему их.