Тень ведьмы
Шрифт:
Герцог сел.
— Вы знаете, Валерия, — проговорил он задумчиво, — я не пойму, когда вы шутите, а когда говорите серьезно. И эта странность в вас меня пугает… Я чувствую, что ваши суждения о странном не лишены смысла, — слабо улыбнулся он.
— Вот видите, ваши убеждения поколебались.
— Но вы не договорили, продолжайте, — попросил герцог. — Зачем? — сказала графиня. — Вы забываете, что истина не нуждается в подтверждении. Какой смысл в том, что я сумею переубедить вас? От этого моя истина не станет достовернее… — легкая усмешка появилась на
— А если я попрошу вас? Предположим, что я тоже хочу познать истину, но до этой минуты не имел такой возможности.
— Ну что ж, если вы просите, я не могу отказать себе в таком удовольствии. Ваша просьба тешит мой эгоизм. Впрочем, я могла бы обойтись и без нее — ведь любая внимательно выслушанная речь тоже тешит эгоизм рассказчика.
— Каким же образом? — спросил герцог.
— Все очень просто. Раз вы меня слушаете, значит, я говорю что-то умное. Раз я могу говорить что-то умное, значит я умна. Какая щекотка самолюбию, не так ли?
— Возможно. Я просто никогда не задумывался над такими вещами. Итак, вы полагаете, что в основе всех чувств лежит эгоизм. А как же, например, любовь?
— Ну, с любовью-то как раз проще всего, — коварно улыбнулась графиня. Признайтесь, Владимир, ведь если вы кого-то любите, то ведь представляете при этом возможные блага от этого чувства в будущем… Я говорю в самом широком смысле. Например, у вас есть любимый пес. За что вы его любите? Может быть за то, как он охраняет вас, или за то, как он помогает вам на охоте затравить зверя. Или за верность…
— А вот верность, — оживился граф. — Каково происхождение верности?
— Опять-таки, все просто. Ваш пес знает, что за верность вы награждаете его пищей, кровом, лаской. Это привычка.
— Даже если это стоит ему жизни?
— Да. Вы забываете, что ваш пес не так умен, как вы. Он может просто неверно оценить опасность. Кроме того, он и защищает-то, в принципе, не вас.
— Как же так?
— Он защищает себя. Представьте себе, что вы со своим псом встречаете в лесу волка. По-вашему, пес бросается на волка, защищая вас? Да ведь он не может знать, на кого волк нападет. Он видит для себя потенциальную опасность и пытается ее нейтрализовать. В этом отношении животные лучше людей — человек оценивает опасность точнее и предпочитает ее просто избежать. Преданных людей гораздо меньше, чем преданных собак.
— А как же героизм, смерть на поле боя, например? По-вашему же выходит, что проще убежать?
— Героизм? Во-первых, если вы замечали, большинство героев глуповаты, что тоже мешает им трезво оценить опасность. Но здесь все сложнее. Героизм может, например, объясняться излишним самолюбием — для некоторых людей уязвленное самолюбие страшнее смерти. Позорно бежав с поля боя, такой человек не сможет выносить насмешку.
— Ах, вот как… Но мы говорили о любви и отвлеклись. Мне в голову пришла такая мысль: вот я, к примеру, люблю природу. Горы, допустим, или лес. Или облака. Неужели вы и здесь обвините меня в усмотрении выгод? Какие выгоды я могу получить от облаков?
—
Герцог смутился. — Я… Вы не совсем правы…
— Ну что вы, Владимир! — рассмеялась графиня. — Неужели вы станете отрицать, что посещаете мой замок с целью завоевать мое сердце? Я не поверю!
— Нет, не стану, — герцог совладал с собой и напустил на лицо насмешливое выражение. — Скажите, Валерия, а мне это удается?
Графиня внимательно поглядела на собеседника.
— Возможно… — загадочно ответила она.
Они некоторое время молчали.
— Что ж, какие еще заблуждения вы хотите развеять?
Герцог задумался.
— Это сложно. Мне надо обдумать услышанное… Хотя… Есть у меня к вам один вопрос. Скажите, Валерия, вот вы все так логично объясняете, все вам известно… Причем то, что вы рассказываете, у «простого обывателя», как вы говорите, может вызвать только страх или отвращение. Страх перед самим собой и отвращение к самому себе. А не тяжело вам жить, осознавая такую истину?
Графиня вдруг помрачнела. Прошло несколько минут, прежде чем она ответила. И не было в ее голосе ни насмешки, ни поучения, ни презрения.
— Да, — ответила она. — Тяжело. И я отвечу вам больше. Отвечу словами из Послания. Словами, единственно ценными в этой книге. «Скорбь меня гложет, Господи. Ибо познание есть скорбь…»
Глава 7
— Ну, здравствуй. Как самочувствие?
— Благодарствую, лучше. — Я вас должен поблагодарить за спасение, отцы, Охотник посмотрел на Петра. — Если бы не вы, прикончили бы меня добрые крестьяне…
— Помогать страждущим — наш долг, — важно сказал Лука.
— Мы рады видеть, что ты поправляешься, — Иоанн решил перейти к делу, — и надеемся, ты пояснишь нам, что же произошло на просеке, где тебя нашли.
Охотник кинул на Иоанна быстрый взгляд.
— А скажите, отцы, правда, что вы охотитесь на вампиров?
Иоанн усмехнулся.
— В меру своих сил, — ответил он.
— А как вы их убиваете? Молитвой? — Охотник изобразил на лице простодушное выражение.
Иоанн перестал улыбаться.
— Ну зачем же молитвой? — мягко сказал Лука. — Для этого существует Церемония. Или ты ни разу не присутствовал?
— Присутствовал. Но я не об этом спрашивал. Мне интересно, как вы вампиров захватываете? Ведь они, наверное, сопротивляются…
— Был бы ты вампиром, я бы тебе показал, — буркнул Иоанн, нехорошо глядя на Охотника.
Охотник спокойно выдержал его взгляд.
— У тебя, по-моему, сложилось не совсем верное представление о монахах, сказал Петр. — Ты, скорее всего, думаешь, что мы умеем только молиться да размахивать кадилом…