Тень всадника
Шрифт:
– Доул, - сказал я как можно спокойнее, - я никогда ничего не просил у американцев. (Я имел в виду американские подразделения Системы.) Я получаю французскую пенсию и здесь по приглашению университета. Я сам ушел из Системы...
– Ну и глупо, - опять перебил меня Доул.
– Так из Системы не уходят. Обычно договариваются и получают приличные откупные или пристойную должность в какой-нибудь фирме. Ты же ушел, просто хлопнув дверью. Я тебя не понял, и никто тебя не понял.
Меня покоробило: "Я тебя не понял". Тем самым Доул подчеркивал, что больше никаких различий (дистанции, что ли?) между нами не существует.
...- Но у меня же особые обстоятельства, сложная ситуация, - басил тучный бородач в белой чалме.
– Я не могу оставить этих людей. Это все мое семейство, родственники моих жен и детей.
Тем временем в левом крыле дворца уже полыхало пламя. Английский офицер с перебинтованной рукой пустил очередь из станкового пулемета и, обернувшись к бородачу, заорал:
– Ваше Величество, через десять минут мятежники будут здесь и первым делом они вам вспорют брюхо. Бегом вниз, к причалу. В шлюпке есть место только для вас и для моих солдат Я снимаю оборону. Пока мы еще успеваем, и миноносец на рейде нас прикроет огнем. Живо!
И офицер добавил такое английское ругательство, услышав которое Ибн-Шейх-Паша имел полное право замуровать английского подданного на всю жизнь в каземат, а то и посадить на кол согласно нравам своей страны И непременно бы это сделал еще месяц тому назад. Неделю тому назад? Пожалуй. Два дня тому назад? Маловероятно. А сейчас тучный бородач в белой чалме проявил редкую проворность и вприпрыжку бросился вниз по лестнице.
Не до этикета было. Так диктовали обстоятельства. И как он себе объяснил внезапное изменение табели о рангах, мне неведомо. Никогда не носил белую чалму.
В общем, хорошо, когда есть что вспомнить. Помогает. И я здраво рассудил, что нечего мне лезть в бутылку, а надо, наоборот, вытащить бутылку из холодильника и предложить Доулу дринк. И это было правильное решение, ибо я увидел, как Доул сразу повеселел.
Зря я обвинял Доула в хамстве. По американским меркам это именно я принял его хамски: для американца сначала дринк - как "How are you?", как для француза обязательное "Ca va?" - уж потом все прочее. А я вцепился в статью и тут же, без намека на дринк, вылил на Доула разные свои особые обстоятельства, перемешанные (вместо коктейля) с семейной ситуацией, в которую Доул совсем не обязан вникать, ему за это зарплату не платят. И вообще, Система устами Доула или рядового констебля должна была когда-нибудь выразить мне свое "фэ", ткнуть носом, дескать, ушел от нас, что ж, пеняй на себя. Как же ей отказаться от такого удовольствия?
Логично.
Дринкнули по маленькой. Я извлек из холодильника соленые маслины. Повторили. В башке просветлело.
Поведению американца присуща некоторая хамоватость - продолжал рассуждать я, - и это по-своему проявление честности. Раз он не может в чем-то помочь, он и слушать не желает. Тем самым он как бы говорит: не будем терять понапрасну времени. Время для американцев - деньги. Тогда, естественно, возникает вопрос: за каким чертом Доул поперся ко мне? Показать статью в "Pans Match"? Конечно, весьма любезно с его стороны, только не те у нас отношения. Мог бы просто звякнуть по телефону. Значит, повод. Повод для чего? Из оперативных дел я выпал. Тем не менее человек тратит на меня время.
И тут озарило. Или я, старый дурень, совсем выжил из ума, или запахло деньгами. Причем деньгами,
Мне стало интересно. Что ж, поиграем. И я начал толковать о достоинствах дринка, только, Доул, не той крепленой гадости, что пьют в Америке, Англии или России, а о великих французских и испанских винах. Я, например, Доул, не могу отличить Сан-Эмильон 1990 года от Сан-Эмильона 1993 года, двухлетнюю разницу мне не осилить, а есть знатоки, которые точно определят Сан-Эмильон 1990 года и Сан-Эмильон 1991 года, причем укажут, какой именно виноградник и было ли лето в том году засушливым или дождливым.
Доул спросил, собираюсь ли я возвращаться во Францию. Я ответил, что, кроме университета, меня в Америке ничто не держит. Мое начальство послало меня к едрене фене. (С жалобой я обращался явно не в ту инстанцию. Увы, человек слаб.) А вот густые тягучие вина Сарагосы...
Доул сказал, что я абсолютно прав. Французы умывают руки и больше ничего не хотят. Они в Америке давно поняли, что дело из категории нераскрываемых, однако со мной было бесполезно говорить, пока я сам не набью себе шишек на лбу, пытаясь протаранить головой стену.
Мысленно я прикрепил к погонам Доула две звездочки. Не за понимание моего характера (сие он вычитал в "объективке") - первую за то, что не спросил, кто мое начальство (мужская солидарность!), вторую за то, что внимательно, оказалось, прослушал мой эмоциональный получасовой выплеск. Растут люди!
Мы еще раз дринкнули, и я завел речь о бургундских винах. Бургундских, Доул, с большой буквы.
И тогда Доул сказал. Я навострил уши. Заманчиво. И Доул сказал, что это пока проект, но проект серьезный и, главное, там все чисто, они проверяли.
– А зачем им это нужно?
– спросил я.
– Ну. Скажем, чтоб подправить себе репутацию. Теперь во всем детант, разрядка, и они желают выглядеть добропорядочными джентльменами, которые способны делать и добрые дела.
– А я в качестве этикетки качества? Как французы указывают на этикетках хороших вин appellation controlee?
– Видимо, так.
– А как вы смотрите на это?
(В английском you равнозначно "ты" и "вы". Получалось, что я запрашиваю мнение Доула персонально. М-да.)
– А мы, - подчеркнул Доул, - мы смотрим на это очень положительно. Мы тебя и рекомендовали.
* * *
Азбучная истина: когда в безнадежную личную ситуацию вмешиваются внешние обстоятельства - это помогает. Правда, это не меняет безнадеги, помогает лишь продержаться на плаву. Представьте себе картину.
Баба скинула мужика в воду, а сама сидит в лодке и созерцает, как он барахтается. Иногда советы дает, мол, я бы на твоем месте плыла к берегу. Впрочем, как хочешь, и не смей цепляться за лодку, заеду веслом по кумполу, надоел, старый хрыч. И вдруг в женской сумочке тренькает портативный телефон. Звонят из банка, требуют ейного мужика. "Что-нибудь ему передать?" - "Нет, мы желаем говорить лично с ним". Что делает злодейка? Злодейка милостиво разрешает хрычу подержаться рукой за борт и вручает ему телефон. Ведь ей любопытно знать, зачем позвонили из банка. Может, перевели на счет пару миллиончиков? То есть мужику передышка. Да откуда миллионы? Банк выяснял, почему он выписывал чеки без покрытия. Ну, раз так, бабец отбирает телефон, отталкивает хрыча веслом иди на дно, дорогуша.