Тенеловы. Сердце ночи
Шрифт:
– Ксюшенька, солнышко, – мама бросилась к сестре, игнорируя меня, и обняла ее.
– Эй, минуточку, – встряла я. – Жертва здесь я. Это мои вещи пропали неизвестно куда.
Отец застыл на пороге гостиной. Он изучал меня словно неведомое науке насекомое. Почудилось, что вот сейчас он вытащит из кармана огромную булавку и приколет меня в альбом.
– Как тебя зовут, девочка? – спросил он, пока мама в обнимку с Ксюшей пятились от меня.
– Что? – я не знала плакать мне или смеяться. – Это уже ни в какие ворота не лезет.
– Конечно, узнаем, – произнесла мама и указала на Ксюшу: – вот она.
– Отлично, я оценила шутку. Но как же ваша старшая дочь, то есть я?
Папа и мама переглянулись. Они понимали происходящее не лучше моего.
– Но у нас один ребенок, – запинаясь, сказала мама.
Я рухнула на диван. Родители сошли с ума и втянули в свое безумие младшую сестру? Я лихорадочно вспоминала, что мне известно о коллективном помешательстве. Утешить себя было нечем: я никогда не интересовалась этим вопросом. Не было повода.
– Давайте, по порядку, – я взяла себя в руки. Кто-то должен быть благоразумен. – Ты, – я ткнула пальцем в маму, – моя мать – Ирина Михайловна. Ты, – палец переместился на отца, – мой папа – Александр Викторович. Это моя младшая сестра – Ксения. А я – Светлана. Все мы Макаровы. Собаку зовут Бакс. Если я не ваша дочь, откуда мне это известно?
– Подобные вещи нетрудно выяснить, – пожал плечами отец. Моя речь его не впечатлила.
– А как насчет фотографий? – подскочила я. Вот он – мой козырь. – Как вы объясните мое присутствие на семейных снимках?
Ксюша – юркая бестия – выпуталась из маминых объятий и убежала. Через секунду она вернулась с фотоальбом в руках, бросила его на туалетный столик и открыла на странице с фотками отдыха на море. Два года назад мы ездили в Анапу. Я отлично помнила этот отпуск.
С губ было готово сорваться победное «Ха!», но тут я заметила, что с фотографиями не все в порядке. Такое в принципе было невозможно, но не верить глазам у меня не было причин. На первом же снимке, сделанном в дельфинарии, где нам вчетвером следовало стоять у бассейна с касаткой, меня не было. То есть все было на месте: бассейн, касатка, мама с папой и счастливая Ксюха. Не хватало только меня.
Я схватила альбом и принялась судорожно перелистывать страницы. Новый год у бабушки – все сидят под елкой с подарками, меня нет. Восьмое марта – папа и Ксюха белые от муки пекут маме праздничный торт. С краю свободное пространство, а должна быть я со скалкой в руках. Первая поездка Бакса на машине – все потешаются над собакой, которую укачало. Все, но не я.
Раньше я считала себя с сестрой просто не похожими внешне и внутренне, а теперь задумалась о генетике. Глядя на семью со стороны, я невольно отметила, что Ксюша пошла в родителей – светловолосая и зеленоглазая, как они. В то время как у меня карие глаза и коньячного цвета волосы. Еще в школе меня пытались дразнить рыжей, но это плохо для них заканчивалось. Я раз и
Просмотрев альбом до конца, я выяснила: меня нет ни на одном снимке. Кто-то стер меня из истории семьи. С их точки зрения я никогда не существовала. Пальцы обессилили, альбом выпал из рук, и я снова повалилась на диван.
Двое взрослых и один ребенок взирали на меня с безопасного расстояния. Они всерьез опасались, что я наброшусь на них. Я их за это не винила.
Единственным, кто проявил ко мне сочувствие был Бакс. Пес, все это время сидевший у входа в кухню, поднялся и побрел ко мне.
– Бакс, фу! – испугалась мама. – Саша, останови его, не то он ее покусает.
Но папа не успел преградить Баксу путь. Пес добрался до меня первым. Сев у моих ног, он опустил голову мне на колени и замахал хвостом, печально глядя в глаза.
– Что он делает? – Ксюша посмотрела на Бакса с подозрением. – Он не выносит чужаков.
– Может, она его прикормила? – предположил папа.
– Бакса? – в голосе сестры сквозило сомнение. – Ты когда-нибудь видел, чтобы он брал еду у чужих?
Впервые с тех пор, как Ксюха появилась на свет, мне захотелось ее поцеловать. Повезло мне с сестрой. Хоть у кого-то в этой семье есть мозги.
Но, увы, поведение собаки родители не посчитали достойным предлогом для признания меня своей дочерью, но и за дверь меня не выставили. Мама с папой ушли на кухню и долго там совещались. До меня долетали обрывки фраз: оставим ее на ночь, позвоним в полицию, девочка больна, нельзя просто выставить ее на улицу. Меня сочли душевнобольной и, пожалев, дали приют на ночь, а завтра отправят в детдом.
Вот ведь как бывает: еще с утра ты часть чьей-то семьи, а уже к вечеру – сирота. И это при живых-то родителях.
Глава 2. Старый друг
Мама – я не могла думать о ней, как о чужой женщине – готовила ужин. Отец возился с посудомоечной машиной, а мы с Ксюшей сидели в гостиной. Сестра периодически извлекала из кармана гель для рук и протирала ладони, как будто я была заразна, и случайный взгляд в мою сторону грозил ей смертельной болезнью.
Но Ксюша меня мало беспокоила. В голове и без нее был кавардак. Мысли метались от «это все страшный сон» до «я сошла с ума». Предположение про сон я отвергла, ущипнув себя. Больно! На предплечье налился синяк, но я не проснулась. Теорию с сумасшествием проверить было невозможно. Как узнать, что ты сошел с ума? Что если я сбежала из психушки, вломилась в первый попавшийся дом и выдумала, будто живу здесь? Как иначе объяснить тот факт, что на фотографиях меня нет, а моей комнаты не существует? Но воспоминания о семье казались реальными. С другой стороны, я где-то слышала, что психи от нормальных людей отличаются как раз тем, что не осознают своего бреда.