Тени Архонта
Шрифт:
Данан избегала Дея, сколько могла, но перед сном лейтенант все-таки настиг. В полумраке, когда сгустилась ночь. Диармайд поймал Данан за руку и обратился с одним словом:
— Прости.
Женщина замерла, затягивая с ответом.
— Я не возьму назад своих слов и не изменю мнения, — выдохнула она наконец.
«Вот упертая!»
— Я извинился не для этого. — «А потому, что сейчас уже никто не поймет, через какое дерьмо продрались мы все, кроме клятого эльфа, пока шли из Керума. И товарищами не разбрасываются, даже самыми упертыми».
Дей все еще настойчиво
— Ты примешь командование орденом из рук Драммонда?
— Всерьез считаешь, что он сохранит мне жизнь?
— Он куда лучше Редгара знал о моих способностях чародейки. Я пообещаю ему себя в регулярной армии, если выживу в Пагубе в обмен на твою жизнь во главе даэрдинских смотрителей.
«Вот почему ты так долго пропадала невесть где. Или задумала это раньше?». Хотя последнюю мысль Дей отринул сразу: задумай Данан такую рокировку до встречи с Гартамасом, не уговаривала бы его дать Дею командорство. Видимо, пришла к решению, когда лорд-смотритель отказал, и ей пришло на ум возвращаться в Даэрдин.
Дей тяжело вздохнул:
— Ты знаешь, мужчины не прощают женщинам самопожертвования.
— Для тебя я рекрут Данан. А для короля — чародейка Таламрин. И место ненаследной и незамужней августины Таламрин точно в столице Даэрдина, а не в изгоях, гонимых Темным Архонтом и Продием Девирном наперегонки. — Она сказала это таким тоном, что было неясно: объясняется Данан перед Деем или перед собой.
Теперь замер Дей. Подумал несколько секунд и с трудом кивнул.
— Хорошо, мы пойдем в Даэрдин. Когда нас выпустят отсюда.
— Думаю, сразу после собрания командоров, словами Стенна, нас вышвырнут.
— Выпнут, — поправил гном. — Раз решено, может, поспим?
Предложение было к месту. С расположением на двух кроватях разобрались быстро. Поскольку Дей и Данан прежде уже делили шатер, было решено, что они, потеснившись, займут одну кровать. Маг и наймит улеглись на другую, покосившись друг на друга одинаково дико.
— Ей-богу, в жизни бы не подумал, что окажусь в одной койке с эльфом.
— Поверь, я тоже, коротышка. И моя жизнь была подольше твоей, — проворчал колдун.
— Бу-бу-бу, — передразнил Хольфстенн.
Борво лег на пол. Иначе одну из кроватей он занял бы в одного.
Следующие два дня прошли мирно. Иногда компания из даэрдинцев, гнома и эльфа добиралась до кухни, иногда выходила во внутренний двор — строго под надзором. Но в остальном о них практически забыли. Всего раз они наткнулись на Орфуса, высокомерного колдуна, который встречал их в первый день и который и теперь покосился на чужаков с подчеркнутой надменностью. Варнакс не показывался и только отправлял посыльных — последить и уточнить, все ли в порядке. Данан образцово носила свой браслет (поскольку, как любая ордовирная колодка, он имел защитный механизм в виде замка под небольшой ключ). От него обессиливала не только чародейка, но и, собственно, рука — труднее стало поднимать, постоянно ныло запястье. Наблюдая, как Данан в очередной раз потирает предплечье, Дей будто бы невзначай осведомился, о чем это хотел поговорить на днях Фирин, утаскивая чародейку из комнаты. Но вместо Данан Диармайду
Хольфстенн, как мог, пытался найти местных смотрителей-гномов, или хотя бы подслушать краем уха, что происходит: в Талнахе, в Ас-Хаггарде, в мире, в голове Первого Смотрителя. Однако учитывая, как их сопровождали и какими коридорами водили, поймать хотя бы один слух или сплетню было за гранью возможного. А в нужниках без должных связей ни с кем особенно не перемолвишься шпионским словом. И все, что удавалось хоть как-то уловить — что вроде как прибыли какие-то колдуны, которых раньше тут не было. Да и эти сведения доставались товарищам только благодаря чутью Фирина на течение магических энергий.
Дей стал тише. Он больше не пытался переругаться с Данан. Каждый из них замкнулся в себе. Борво и прежде в карман за словом не лез. Так что единственной устойчивой компанией Хольфстенна для бесед в очередной раз сделался Фирин, которого за присущую эльфам высокомерную немногословность гном обозвал Недотрогой. Как-то раз гном от души делился с Фирином рассказами о родных краях, за хмельными праздниками которых особенно скучал.
— Есть у нас такой особенный праздник, — говорил гном, — Туурвок’зок…
Фирин поглядел с легким интересом:
— День упавших в камень? — перевел он, как мог.
— Ушедших в камень, — поправил гном с улыбкой. — Это такой фестиваль в честь изгнания духов. Ну там знаешь, собираются жрецы, не эти, из церквей, а наши… Впрочем, неважно! — оборвал гном себя. — Дело в другом. На фестивале всегда идет такой вроде как конкурс — на самого лучшего изгонителя духов. Все мужчины-воины в этот день наряжаются в самые страшные вещи, какие найдут. Ну там, — развеселился Стенн, пытаясь показать, — шлемы с оленьими рогами, вот такими! — откомментировал он тут же, разведя руки на максимальную ширину в стороны. Повертел меж ними головой и резюмировал: — Даже больше!
Фирин не выдержал и сложил брови домиком с неким умилением в чертах. Видимо, это у него компенсировало улыбку на случай забавных ситуаций.
— Что еще? Пояса! Да, пояса такие, что спереди вместо пряжки сковородка! Причем ручкой вниз, ты представь! Ручкой вниз! — расхохотался гном в голос, изображая унылое мужское достоинство. — Не, ну а некоторые прямо всерьез страшные, — добавил он, немного успокаиваясь. — Прямо с кусками животных, убитых перед праздником. Такая свежатина, что еще кровь капала да потроха торчали! И так вот! — Хольфстенн чуть встряхнул кулаком, мол, теперь слушайте, сейчас главное! — Как-то раз, уже не помню в каком году, пришел на фестиваль мужик без устрашений вообще, в обычном доспехе и открытом шлеме.
Ну поймите, шлем — это особенно важно! Там же всегда у всех то рожища по полметра, то волчья пасть, то медвежья! А этот надел просто обычный шлем — башку закрывает, а физиономию видать. Так знаете, чего? Он выиграл! И зна… зна… — Хольфстенн натурально заржал, видимо, в деталях вспомнив тот праздник и того мужика. — Его ж… жена… ‘азукрасила так, что он победил на… на… Ахахаха! Победил на самую страшную рожу!
Борво разве что чуть-чуть улыбался, Данан тоже. Дей то ли не слушал вообще, то ли делал вид. И только Фирин, дослушав гнома и коротко поджав губу, серьезно изрек: