Тени Атлантиды»

Сейрос Гарри

— Шуток он никогда не понимал, — пожаловался Рамдан.

Брул пожал плечами и, пряча улыбку, сказал:

— День у него выпал тяжелый. Хотя золото ему очень идет…

— Это да, — тоже улыбнулся маг.

Глава тринадцатая

Никогда Кулл не был утонченным знатоком блюд, но за многие годы походной жизни ему надоело жареное над костром мясо, насажанное на клинок или на пику. То ли сырое, то ли горелое, с одного бока соленое и перченое

так, что глаза лезли на лоб, а с другого совершенно пресное — это была нормальная пища для юнца, отправившегося за подвигами, но не для короля.

Однажды, лет шесть или семь назад, во время привала в сухой осенней степи Кулл отведал похлебки, состряпанной одноглазым воином из мяса каких-то мелких зверюшек с пряными травами и кореньями.

Опустошив миску, Кулл вдруг подумал, что прежде не едал ничего более вкусного.

— Кто готовил? — поинтересовался тогда он.

— Мун, мой король, — ответили ему. — Он воин, состоит при обозе.

— Будет моим поваром, — распорядился Кулл и сыто рыгнул.

С тех пор одноглазый Мун стряпал исключительно для короля, а также для близких друзей Кулла и его военачальников.

Поварскому делу Мун учился мало, он обладал этим даром с рождения. Готовил он всегда, повинуясь лишь чутью, и, надо сказать, оно редко его подводило.

В тот вечер одноглазый Мун запек на углях двух барашков, фаршированных рыбой и сладким перцем. К ним подавалось пальмовое вино из винных погребов наместника Тшепи. Повар уверял, что вино это значительно старше короля Валузии.

Пировали во дворце наместника, в большом зале. Ночь выдалась душной, поэтому все окна были отворены. Со двора доносились смех и нестройное пение валузийских воинов. Войско отдыхало после штурма. Этой ночью город принадлежал ему.

За столом, уставленным роскошной посудой, собрался весь цвет валузийской армии. Сначала Кулл награждал особо отличившихся. Никого не забыли, даже сотник Фарамий стал командиром полутысячи.

Все чествовали Тальмеша, а Келкор, осушив с ним не один кубок пальмового вина, побратался с доблестным камелийцем.

— Мун, этот барашек выше всяких похвал, — сыто улыбнулся Брул.

— Я даже не предполагал, что можно так вкусно есть, — добавил Рамдан, бросая ребрышко на блюдо, полное чисто обглоданных костей.

— Да, недурно, — согласился Кулл.

Мун с достоинством поклонился:

— Жаль, мой король, что завтра мы покидаем Тшепи. Задержись войско здесь еще на день, я осмелился бы угостить тебя и твоих друзей жарким из крокодила.

— Из крокодила? — удивленно взглянул на него атлант.

— Да, мой король, — кивнул Мун.

— Но ведь у крокодилов жесткое мясо, — заметил Брул.

— Я слышал об этом, — ответил одноглазый повар. — Но мне кажется, я знаю, как сделать его мягким и сочным.

— Жаркое из священного крокодила… — хмыкнул Рамдан. — Слышали бы жрецы

Сатха… Славная была бы шутка!

Брул громко захохотал, а Усирзес едва заметно улыбнулся.

Келкор, сидевший у отворенного окна в широком кресле с подлокотниками, хмыкнул, выронил кубок и оглушительно захрапел. Тальмеш посмотрел сквозь него и смачно зевнул.

— Келкор ведет себя непочтительно, — отсмеявшись, заметил Брул.

— Он победил кхешийцев, но кхешийское вино победило его, — сказал Рамдан.

Начальник стражи подал знак, и в зал вошли воины.

— Отнесите Келкора туда, где есть ложе, — распорядился Кулл.

Слуги то и дело убирали со стола опустевшие блюда и приносили из кухни новые, полные всякой снеди. Пальмовое вино текло рекой.

Время от времени Мун украдкой наполнял кубок из сосуда необычной формы и, воровато озираясь, залпом осушал его.

В зал позвали храмовых танцовщиц — развлекать победителей. Зазвучала тихая музыка, девушки начали исполнять священные танцы, восхваляющие богов. Все, кто еще был не пьян, с интересом наблюдали за ними, отпуская сальные шутки.

Пир продолжался.

С чашей в руке валузийский король подошел к окну и подозвал Брула. Во дворе горел большой костер, вокруг которого сидели воины. Искры и лохмотья гари, точно огненные бабочки, летели в ночное небо.

Там, за стенами цитадели, лежал город, который сегодня был отдан армии на разграбление. Там горели другие костры и пожары, там сотни и сотни воинов хлестали вино из мехов, кувшинов и бочек и ели от пуза.

Они врывались в дома, переворачивали вверх дном целые кварталы, искали золото, насиловали женщин. Так повелось с незапамятных времен. Так было и сейчас.

— В юности, — сказал Кулл, — я думал, что в войне самое главное вот это. — Он указал чашей на языки пламени, плясавшие между домами. — Теперь этот обычай меня больше угнетает, чем радует… Хотя нет худа без добра. Могу биться на любой заклад — завтра спозаранку придут старейшины и принесут выкуп за город. Ладно, оставим это… Я хочу поговорить о десятнике, который пропал с поста. Как его имя?

— Чинор, мой король, — ответил Брул. — Это он освободил Нутхеса из-под стражи. Воинам сказал — приказ Кулла. Другие видели, как Чинор вел кхешийского жреца по лестнице…

— Я так понимаю, — нахмурился Кулл, — десятник оказался предателем. Он освободил жреца, и оба, прихватив кристалл, бежали из города.

— Я думаю, это не десятник освободил Нутхеса и не он унес кристалл, — сказал Рамдан, который подошел совсем незаметно. — Мой король, я уверен: произошло именно то, чего я боялся. Чинор посмотрел в кристалл, и опытный кхешийский маг похитил его тело. Ведь такое возможно? — спросил он Усирзеса.

— Такое случалось, — ответил Усирзес. — Жрецы Сатха способны красть тела у непосвященных людей.