Тени исчезают в полночь
Шрифт:
Едва удерживаясь от смеха, я положил трубку и поднял глаза на Баламута. Он смотрел на меня со звериной ненавистью.
– Ты что, Коля? – испуганно спросил я и, тут же сбитый ударом кулака в челюсть, упал на журнальный столик, а с него, вернее, с ним – на ковер. Баламут навалился на меня сверху и минуты полторы вяло мутузил меня рыхлыми кулаками. Потом крепко обнял и, сотрясаясь от рыданий, заплакал у меня на груди.
– Сучка, сучка! – ревел Баламут. – Я ее пьяную, с синяками во всю рожу, вшивую вытащил из-под забора, вылечил от водки, безнадежную вылечил, деньгами
– Библию? – удивился я. – Ты – Библию?!
– Да. Представь, я – Библию. А она, стерва, кошка немытая, через неделю после моей смерти замуж выскочила. Сучка, сучка! И кто ее взял такую?
– Да ладно тебе, – успокаивал я его. – Позвони лучше моей Милке, посмеемся.
И мы, выпив по рюмочке за упокой наших душ, начали звонить своим бывшим родственникам в законе.
Трахтенгерцу, нынешнему супругу Милочки и законному владельцу обувного магазина на Тверской, было передано, что мне за примерную культмассовую работу в аду предоставлен недельный отпуск, и я раздумываю, как и где его использовать. Муж Ольги узнал, что в раю говорят по-русски и голосуют за лейбористов, а Людмила Бельмондо – что ее бывший супруг сейчас плодотворно работает на седьмом небе над проблемами изменения пола ангелов в соответствующую сторону и что он непомерно скучает по ней и надеется на скорую встречу.
Все это, конечно, развеселило нас, но ненадолго. Начинать новую жизнь на ровном месте в наши годы – дело не очень приятное и многообещающее... Да и двадцатилетней Ольге было о чем подумать. Кончив звонить и смеяться, мы расселись вокруг журнального столика и отдались нелегким мыслям.
Я смотрел в пол, вернее, на газету, упавшую со столика при моей драке с Баламутом.
"Похищено трое биохимиков" – таким заголовком начиналась одна из статей на первой полосе "Московского комсомольца". Я поднял газету и начал читать:
"Трое биохимиков – американец, японец и англичанин – похищены по завершении международной конференции в Киеве. Местные правоохранительные органы утверждают, что злоумышленники были чеченцами по национальности. Если вспомнить, что Москву и Петербург около месяца назад покинуло в неизвестном направлении 11 (!) молодых генетиков и биохимиков, то можно прийти к мысли, что некой международной (?) террористической организацией осуществляются исследовательские работы по созданию биологического либо генетического оружия. Компетентные круги Ирана, Ирака и некоторых других стран категорически отрицают свою причастность к похищению ученых..."
– Прорезался Худосоков, – пробормотал Баламут, деловито разливая коньяк по рюмкам... – Опять что-то затеял.
– Похоже, ты доволен? – спросил я. – Опять вечный бой? Опять покой нам только снится? А может быть – ну его на фиг? Займемся своими проблемами? Женимся на молодухах, детишков наплодим? А, Ольга? Как ты на это смотришь?
Понял... Трезво смотришь.
– На это у нас нет денег, – вздохнул Бельмондо. – Все у наших баб осталось.
– Да нет, есть немного, – улыбнулся я. – Евгений Евгеньевич
– А может быть, затонувший галеон с пиастрами? – мечтательно протянул Баламут. – Где-нибудь в теплой Вест-Индии. Белый песок, пьяные пальмы, бирюзовое море и...
– И толстые податливые мулатки с худенькими квартеронками, – просиял Бельмондо. – Хоть сейчас поехал бы.
И в это время мы услышали осторожный, но настойчивый стук во входную дверь.
– Худосоков, – побледнел Бельмондо. – Я чувствую – это Худосоков.
Но это был не Худосоков. Эта была довольно смазливая соседка в бигуди, давно интересовавшаяся обилием мужчин в обычно пустовавшей квартире.
Мы перепоручили ее Бельмондо, а сами стали решать, что нам делать дальше. Но ничего путного придумать не могли, а единственным предложением было предложение Баламута дать в газеты объявление типа "Ленчик! Жду тебя по пятницам с 18.00 по 20.00 в сквере у Большого театра. Твой Борис Бельмондо".
И вот, когда я уже подумывал, как и где пристроить своих друзей, ставших бомжами, с тем чтобы начать, наконец, банальную семейную жизнь с Ольгой – с омлетами утром по выходным, походами на неотличимые один от другого дни рождения, мелкими ссорами и тривиальным сексом, – Ольга уцепилась за тонюсенькую ниточку.
– Вы помните тот момент, когда Аль-Фатех предложил Жене выбрать место для нашей казни? – спросила она задумчиво.
– Да, помню, – улыбнулся Баламут. – Черный еще обрадовался: "В Болшеве, на левом берегу Клязьмы".
– Так вот, я смотрела тогда на Худосокова. И когда Черный ответил, Ленчик резко, очень резко повернул к нему голову, и в глазах у него я увидела удивление, смешанное с тревогой.
Ольга, сидевшая рядом со мной, немного помолчала и, ни к кому не обращаясь, сказала:
– Черный, у нас с тобой ребеночек будет.
Я резко повернул голову и уставился в ее смеющиеся глаза.
– Вот так примерно он и посмотрел на Черного! – залилась смехом девушка. – Ну, точь-в-точь!
И, обняв меня, проворковала:
– Успокойся, милый, я пошутила.
– Ну и шутки у вас, сударыня! Ты же знаешь, что я готов батальон от тебя родить.
– А я... не готова!
– Я хорошо помню эту реакцию Худосокова, – проговорил Коля, отводя от нашей с Ольгой почти семейной идиллии полные зависти глаза. – Я еще подумал, что с этим местом у него что-то связано.
– А я ничего не подумал, – вздохнул я, все еще досадуя на Ольгу. – В тех местах полно активистов РНЕ. Вот он и встрепенулся. Но давайте, съездим в те края, посмотрим.
– По жене соскучился? – усмехнулась Ольга. – По той, которая Вера?
– А что по ней скучать? Я сейчас и не представляю, как с ней жил. Чужой человек. Всего добилась, но осталась с носом. Видел ее как-то глазу не за что зацепиться. Одно от нее у меня осталось...
– Прядь волос! – догадалась Ольга. – Глухими ненастными ночами ты над ними рыдаешь.