Тени не исчезают в полдень
Шрифт:
Лица преследовали Алека даже в его доме. Они стали призрачными, прозрачными. Но по спине бежали мурашки от их холодных взглядов. Алек боялся этих серых одинаковых лиц. Он не мог назвать их людьми.
— Ника, — тихо позвал Алек. Эхо подхватило его зов. Оно разливалось по углам одинаковыми голосами, которые назойливо, как мухи, жужжали в ушах.
Никто не откликнулся. И в тишине ещё явственнее Алек услышал звуки и стоны из церкви. Дядя Рома говорил, что всё закончилось. Алек прогонял голоса, только уходить они
В углу за креслом раздался шорох и тихий всхлип. Алек встрепенулся, скинул на пол неудобный пиджак и заполз в щель между стеной и креслом. Ника, растрёпанная, заплаканная, в тоненьком чёрно-белом платье сидела на полу, сжавшись в комочек. При виде брата она подняла головку.
Ника смотрела по-другому, не как те лица. Лица смотрели, потому что так надо. Ника искала поддержки, защиты. Глаза её были чисто-голубыми. Тогда, в деревне — зелёными. Голубой выглядел непривычно. Алек чувствовал это, хотя и не мог объяснить. И ласково, как мама когда-то, он обнял сестру. Ника прижималась к нему. Алек слушал, как колотится её сердце, как неровно и быстро поднимается грудь.
— Ты нашёл меня, — совсем тихо прошептала Ника. Алек удивился, что услышал. А потом понял: это голоса замолчали. — Я от них убежала.
Алек и сам убежал. Наверное, где-то в доме их уже искали. Алек слышал отдалённые шаги. А пока было немного времени. И мир для Алека сузился до укромного местечка за креслом. Именно тогда он тихо пообещал Нике, что всегда-всегда будет рядом.
Вспомнились прятки. Те самые, во дворе, когда в шутку он ляпнул, что всегда найдёт, а Ника, тоже в шутку, обиделась.
— Я просто сдержал обещание. — Алек улыбнулся. В горле горчило. Говорить было сложно. Он часто моргал, потому что мальчики не должны плакать. Так сказал дядя Рома. А сам отвернулся.
Лица ворвались в комнату. Среди них были и знакомые. Но в чёрно-белых костюмах они тоже превратились в чужих. Алек вышел и помог выбраться из укрытия Нике. И снова посыпались фальшивые слова. Знали бы эти лица, что Алек их и не слушает.
Они ушли, позволили остаться. Алек случайно выловил из их разговора единственную интересную фразу: «Что будет с детьми?»
Неслышно он прошёл по коридору и замер за дверью, ведущей в кухню. Двое особенно важных лиц сидели за столом и тихо переговаривались. Но Алек легко расслышал их слова.
— Что по родственникам? — сухо спросил высокий прилизанный молодой человек. Его вопрос прозвучал так, словно речь шла о продуктах в магазине. Этот тип Алеку сразу не понравился.
— Никого. Мать их сама сирота была, — с оттенком грусти отозвался второй, пожилой и бородатый. Он выглядел добрым. Алеку даже показалось, что где-то этого старика он видел.
Первый быстро напечатал что-то в телефоне и снова спросил, прям как на допросе.
— Тогда детский дом?
Алек отшатнулся от двери. Это слово, детский
Алек не заметил, как к нему совсем близко подкрался тень. На плечо легло что-то тяжёлое и невесомое одновременно. Алек дёрнулся, больно ударился локтем о дверь и замер, потирая ушибленное место. Он смотрел на возвышающегося впереди человека совершенно равнодушно. Пока не показалось из тени покрытое мелкими морщинками и оттого кажущееся ещё ласковее лицо.
— И что ты тут прячешься? — прошептал дядя Рома и потрепал Алека по волосам. — Я зайду сейчас, и мы всё решим. Ты не бойся только.
И он вошёл. Когда новый человек переступил порог, те двое одновременно обернулись. Яркий контраст представлял дядя Рома, нескладный и живой, рядом с безликим первым. Они стояли совсем рядом, даже пожали друг другу руки. И всё равно между ними разверзлась пропасть. Сердце подсказывало, и Алек ловил на фальшиво приветливом лице-маске презрительные складочки и насмешливо прыгающие в глазах отблески света лампочки. С каждой секундой всё сильнее Алеку не нравилось это лицо.
— Вы родственник? — словно невзначай, заметил первый. А ведь только что он говорил, что родственников быть не может.
Как Алек хотел, чтобы дядя Рома соврал! Он прятался за дверью, как за щитом, подглядывал в тонкую щёлочку. Весь мир поместился для него в кухне. Кругом ничего, пустота. И щёлочка, которая отделяет его от мира. Она не расширится. Алек останется в пустоте. Потому что ничего нет, кроме этой пустоты. Только холодный и колючий детский дом.
— Нет, — опустив глаза, признался дядя Рома.
Алек хотел бежать в кухню, схватить за руку первого, кричать, пока не сорвёт голос. Только о чём кричать, Алек не знал. Мыслей не было. Такая же пустота, только внутри.
И ещё долго говорил что-то первый, и дядя Рома махал руками и тоже говорил много и долго. Алек слушал его голос. А голос первого, такой же обычный, как голос из новостей по телевизору, пролетел мимо, как ветер. Когда делегация двинулась к выходу, Алек юркнул в комнату. Ника бросилась к нему, прижалась головкой к его неудобной рубашке. Алек чувствовал, как она дрожала. И когда появились на пороге лица, он повернулся, собой закрывая Нику. Он смотрел на лица молча, неподвижно. И в одном полном наивной ненависти взгляде вырвался крик раненой детской души.