Тени предательства
Шрифт:
Его командир вновь обратил взгляд к звездам, вращающимся за стенами форта. Курцу не надо было напоминать, насколько тяжелы раны Дорна, — ведь он сам раздирал его тело голыми руками и зубами.
— Теперь, полагаю, я должен дождаться суда своих родственничков?
— Со всем уважением, сэр, но вы действительно пролили кровь брата-примарха.
— И за это они, без сомнения, потребуют заплатить кровью…
Он помнил, как командир Имперских Кулаков ворвался в его покои, кипя негодованием после шератской резни и еще больше взъярившись от слов Фулгрима, который пересказал
Тронутый очевидным участием Фулгрима, Курц доверился брату и рассказал о видениях, преследующих его с самого раннего детства на Нострамо.
Галактика, охваченная войной.
Астартес, обратившиеся против Астартес.
Ожидающая его смерть от отцовской руки…
Бледное орлиное лицо Фулгрима не дрогнуло, однако Курц заметил беспокойство, мелькнувшее в глазах брата. Курц понадеялся, что Феникс сохранит его исповедь в тайне, но, когда Дорн возник на пороге, примарх Повелителей Ночи осознал, что его предали.
По правде говоря, он почти не помнил того, что случилось после брошенных Дорном обвинений в оскорблении Императора. Настоящее растаяло, и разум его захлестнуло будущее, в котором Галактика полыхала в бесконечной войне, а ксеносы, мутанты и мятежники обгладывали гниющие кости Империума.
Это и есть тот мир, который создавал Император? Вот судьба Галактики, где страх перед наказанием перестал быть контролирующим фактором. Вот что произойдет, если слабым позволят вершить судьбы человечества… И тогда Курц понял, что лишь у одного из примархов достанет решимости вылепить новый Империум из мягкой глины Империума нынешнего.
— Пришло время нам самим определять свой путь, Шанг, — отчеканил Курц.
— Тот поворотный момент, что вы предвидели?
— Да. Мои братья попытаются использовать эту возможность, чтобы от нас избавиться.
— Полагаю, вы правы, сэр, — согласился Шанг. — Согласно моим источникам, ходят разговоры, и отнюдь не праздные разговоры, о том, чтобы отозвать Повелителей Ночи на Терру и призвать к ответу за наши методы ведения войны.
— Я знал, что так будет. Эти трусы не могут меня убить, поэтому они решили нанести удар с другой стороны и лишить меня Легиона. Понимаешь, Шанг? Они десятилетиями ждали этой возможности. Они просто слабаки и глупцы, у которых не хватает мужества сделать то, что должно быть сделано. Но у меня хватит. О да, еще как хватит!
— Каковы будут наши действия, милорд? — спросил Шанг.
— Пусть Фулгрим и Дорн меня предали, однако в других Легионах у нас еще есть союзники, — ответил Курц. — Но для начала мы должны навести порядок в собственном доме. Скажи, что творится на Нострамо?
— Все, как мы и опасались, милорд, — сказал Шанг. — Правительство регента-администратора Бальтиуса потерпело крах. Коррупция процветает, в развалинах Нострамо Квинтус правит преступность, и повсюду царит беззаконие.
— Тогда не следует терять времени.
— Каковы ваши распоряжения, сэр?
— Готовьте корабли, капитан, — ответил Курц. — Мы возвращаемся на Нострамо.
— Но вас приказано держать под стражей, милорд, — заметил Шанг. — Ваши покои охраняют Гвардейцы Феникса и Храмовники Дорна.
Курц криво ухмыльнулся:
— Предоставь это мне…
Курц извлек из затененного алькова последнюю деталь доспеха и поднял над головой. Повернувшись к двери, он надел череполикий шлем. Когда нижний край шлема соприкоснулся с воротом доспеха, раздалось шипение сжатого воздуха. Угол зрения чуть изменился, и восприятие сделалось четче. Курц слился с тенями, наводнившими тускло освещенную комнату.
Он замедлил дыхание и мысленно ощупал окружающее пространство. Темнота стала для примарха другом после долгих лет, проведенных под ее черным покровом на городских улицах, где он выслеживал отверженных и преступивших закон. На секунду узник ощутил сожаление, что дело дошло до такого, но яростно подавил это чувство. Сомнения, раскаяние и нерешительность — удел слабых, а не Конрада Курца.
Дыхание примарха стало глубже, а тени вокруг обрели собственную жизнь.
Курц почувствовал силу тьмы — холодную сноровку охотников и ночных тварей, убивавших под ее сумрачным пологом. Смертоносные инстинкты, взлелеянные тысячей битв, достигли сейчас немыслимой остроты и верно ему послужат.
Примарх раскинул руки, и взрывная волна психической энергии выплеснулась наружу. Флюоресцентные трубки под потолком лопнули одна за другой, рассыпав ливень сверкающих искр. Дождь из разбитого стекла зазвенел по металлической палубе.
Шипящие силовые кабели сорвались с потолка и сердитыми змеями заплясали по полу, испуская голубые дуги электрических разрядов.
На главном дисплее мигнул красный огонек тревоги. В открывшуюся дверь упала полоска света, и на пороге возникли силуэты полудюжины воинов в доспехах.
Не дожидаясь, пока свет коснется его, Курц прыгнул вверх, ухватился за выступающую из ближайшей колонны арматуру и скрылся во мраке. Обхватив колонну ногами, он принялся карабкаться выше. Стражники рассыпались по помещению, выставив перед собой алебарды.
Курц слышал, как воины выкрикивают его имя и как эхо умножает их голоса.
Одно движение мускулов, и он уже был в воздухе — невидимая, смертоносная тень. Суетившиеся внизу воины полагались на тепловизоры шлемов, но никакие приборы не могли сравниться с ночным зрением примарха. Там, где другие видели лишь свет и мрак, Курц различал мириады оттенков и полутонов, скрытых от тех, чье сердце никогда не билось в такт с темным сердцем полуночи.
Один из космодесантников Гвардии Феникса стоял прямо под ним, оглядывая комнату в поисках ее пропавшего обитателя и не догадываясь, что смерть затаилась в тенях наверху.