Тени Предтеч

Виктор Козырев

Поначалу подъём был не таким уж и трудным, можно было обойтись и без специальных приспособлений, которых у меня, кстати, и не было. Пирамиды, как я уже говорил, были вовсе не похожи на египетские, скорее на те, что строили майя, то есть ступенчатые, только огромные. Но чем выше лез, тем становилось тяжелее.

Разумеется, карабкаться вверх по жаре и солнцепёку, удовольствия мало. Но нет таких препятствий, которых не преодолели бы большевики, и хоть тогда я не был членом партии, но был секретарём комсомольской ячейки, которая полегла почти в полном составе в этих долбанных джунглях. И это меня мучило тогда и мучает до сих пор. Хотя особой моей вины в этом не было. Я карабкался

наверх с матом и проклятьями в адрес Предтеч, которые не удосужились открыть дверку внизу, а потом начал петь. Почему-то в голову лезло только песня «Белое безмолвие» Владимира Высоцкого, хотя там было про холод и север, а я сейчас был в тропиках. Может быть, навеяло стаями странных существ, которые летали между пирамид и были очень похожи на птиц.

Все года, и века, и эпохи подряд

Всё стремится к теплу от морозов и вьюг.

Почему ж эти птицы на север летят,

Если птицам положено только на юг?

Немелодично загорланил я, преодолевая очередную ступень пирамиды. Нет, определённо не нравились мне эти птички. Какая-то от них исходила угроза. Я тогда ещё прикинул, что надо быть наготове. Если и правда на меня нападут эти летающие создания, то сразу вниз, дожидаться подкрепления.

Слава им не нужна и величие,

Вот под крыльями кончится лёд —

И найдут они счастье птичее

Как награду за дерзкий полёт!

Угу. Не нужна мне слава и величие. Только верните ребят, которые разбились при спуске, погибли в джунглях. А так обойдусь без славы.

Перестал петь, и сделал новый рывок, преодолевая очередную ступень. Чем выше я поднимался, тем больше становились ступени, тем тяжелее было карабкаться наверх. Подумал, что не стоит убегать от странных птиц. С собой у меня было два автомата, так что просто отстреляюсь. Резко расхотелось ещё раз подниматься по этим ступеням снова.

Что же нам не жилось, что же нам не спалось?

Что нас выгнало в путь по высокой волне?

Нам сиянья пока наблюдать не пришлось,

Это редко бывает — сиянья в цене!

Что-что. Грёбаные имперцы, вот из-за кого я оказался здесь и теперь карабкаюсь, как последний дурак наверх, думая, что это что-то изменит, или как-то поможет мне выжить. И чего этим феодальным паскудам у себя дома не сиделось? Хапнули большую часть Галактики и останавливаться не собираются. Но, надеюсь, нами они подавятся, как подавились нацисты, Наполеон и прочие поляки. Я приложу к этому все усилия и может быть, какой-нибудь толк из моего путешествия наверх выйдет. Хотя, скорее всего, нет. Но лучше уж помереть, пытаясь выполнить задание, чем от тоски в подножье пирамид.

Тишина… Только чайки — как молнии,

Пустотой мы их кормим из рук.

Но наградою нам за безмолвие

Обязательно будет звук!

Ой, ёлки. Накаркал. Звук, да ещё какой! Едва я поднялся на последнюю ступень, где находился люк, в который надо спуститься — вот ирония, как в мою сторону уже летела стая каких-то крылатых тварей. Вот в этом-то и была засада и особый, садистский юмор, создателей пирамид. Вот

что за несправедливость? Как имперцам там технологию на блюдечке, а как нам, так через стражей не прорваться. Такое меня зло взяло тогда, что я не сдержался.

— Мать вашу за ногу! — выругался я, прерывая пение и доставая автомат, который принадлежал покойному Балодису. — Откуда же вы все лезете!

Злости не было. У меня осталось лишь тупое раздражение, обида на негостеприимную планету, которая убила моих товарищей, а теперь пытается уничтожить меня. Что же, я к этому готов. Просто так меня не взять.

Чем ближе приближалась стая, тем яснее становилось, что это какие-то рукокрылые, а не птицы и летели они на меня, издавая жуткие и неприятные звуки, который сливался в один, больно бивший по ушам. Хотя, возможно, это было что-то вроде эхолокации, как у летучих мышей, но мои нервы реально не выдержали. Я вскинул автомат и стал палить по ним.

Как давно снятся нам только белые сны,

Все иные оттенки снега занесли,

Мы ослепли давно от такой белизны,

Но прозреем от чёрной полоски земли!

Кричал я, чтобы заглушить эти адские звуки. Не самый лучший способ, но лучше, чем никакой. Стая бросилась врассыпную, и все мои выстрелы прошли мимо. Попытался открыть огонь снова, но обнаружил, что оружие окончательно разрядилось. Я даже испугаться не успел, сразу вспомнил, что у меня есть запасной ствол.

Наше горло отпустит молчание,

Наша слабость растает как тень.

И наградой за ночи отчаянья

Будет вечный полярный день!

Выкрикнул я и зашарил в поисках второго автомата. Кстати, я находился на северном полюсе этой планеты. И здесь были тропики — такой уж наклон был у этого небесного тела. Пока я искал автомат, один из крыланов, подобрался ко мне поближе и попытался вцепиться в мою лодыжку, но получил ногой по морде и камнем полетел вниз. Хотел сбить меня вниз тварь? На тебе, своим же салом, по собственным сусалам. Наслаждайся, не подавись.

Север, воля, надежда. Страна без границ.

Снег без грязи — как долгая жизнь без вранья.

Вороньё нам не выклюет глаз из глазниц,

Потому что не водится здесь воронья!

Радостно сообщил я вслед сбитому мной крылану. Надеюсь, он сдохнет не сразу и в муках.

Делать было нечего и я выхватил свой автомат, тот самый, у которого был сломан предохранитель. Впрочем, тот момент, я благополучно про это забыл. Подошёл поближе к тёмному проёму, чтобы получше прицелиться и выстрелил в круживших надо мной созданий.

Кто не верил в дурные пророчества,

В снег не лёг ни на миг отдохнуть,

Тем наградою за одиночество

Должен встретиться кто-нибудь!

Эффект превзошёл все мои ожидания. Часть крыланов сожгло в пепел, остальные разлетелись, истошно вереща. Ха-ха. Цыплёнок жареный, цыплёнок пареный, цыплёнок тоже хочет жить. Но насладиться победой я не успел. Забытая мной отдача, напомнила о себе и от толчка я свалился в тот самый проём на вершине пирамиды, который был входом, допев последние слова песни.