Тени прошлого - тени будущего

Ас Стас Северский;

они ищут… Если щит не будет подключен – этот бой станет последним не только для нас – тогда

Штрауб примет последнюю битву… тогда уже ничего не останется, тогда уже никто не уйдет… Я

уже думал об этом… Проклятые мысли… Проклятая ночь…

Не нам решать то, что уже будет решено, не нам делать то, что уже будет сделано… Это сказал

человек в черной шинели полковника DIS. Я видел только его спину, а он видел мои мысли… Люди

службы внутренней безопасности

смотрят нам в души так же пристально, как мы – в глаза врага.

Он был прав – будущее одно. Только ведут к нему разные пути. Тому офицеру они не видны, но я

их – вижу. Эти пути не пойдут в его расчет, потому что приведут к одному общему исходу, но я их

учту, потому что они могут быть равноценны чьей-то жизни… Ни мне, ни ему – никому из нас не

под силу проложить путь к другому будущему. Определит его офицер, откроет “защитник” –

условие, сложенное из наших прошлых действий, неизменно окончит его ровно к расчетному

сроку… А других судьбоносных факторов просто нет. Из этого я и исхожу – из того, что есть… из

всего, что есть… Дороги мне одному не построить – я могу лишь обозначить узкую и непролазную

тропу, которую расчистит кто-то другой. И я сделаю это… Из этого я исхожу – из беспредельной

4

посредственности. Но беспредельность всегда уводит за границы – за границы наших законов –

следовательно, подводит к положенной за это каре. И пусть… Есть в этом что-то большее, что

выводит за грань смертной казни…

Передал сержанту схему на доработку – никому и ничему эти растяжки не пройти, и заметить

их будет трудно. После конечного запуска их уже не отключить. А для того, чтобы подорвать

“растяжки смертников”, достаточно порыва ветра с прописанной в программе частотой

колебаний… Унхай отрешенно взглянул на схему – он знает, что погибнет через несколько часов.

“Золотые драконы” обычно безошибочно определяют приближение смерти – они, как машины,

ждут, когда она подойдет ровно настолько, насколько ей нужно, – они не бегут ни к ней, ни от нее.

Я же могу похвастаться только топорно наносным спокойствием. Стоило мне склониться над

столом опершись на руку, капитан остановил взгляд на стянувшей ее перчатке. Я убрал руку –

грубые шрамы карателей проступают не только через защитное покрытие, но и через годы памяти.

– Разрешите идти, капитан?

– Иди. И учти еще, что схемы проверит не один Айнер, но и “защитник”.

– Так точно.

– Стикк, если тебе будет нужно, ты сможешь найти и проследить каждый крысиный ход –

сможешь даже найти ему применение. Сейчас это нужно нам, и ты должен сделать это, но только

по приказу.

– Так точно.

– Ни шагу в сторону.

Я взял фуражку и вышел в коридор – за мной из центра управления повалил

сигаретный дым.

Двери сошлись с широкого засвеченного квадрата на узкую полосу и сомкнулись, оставив меня в

ровной пустоте коридора. Глаза еще жжет, но я уже вдохнул холодный свежий воздух. По-привычке

сложил за спиной руки – дрожь уже улеглась. Сколько времени еще осталось? Несколько часов, и

на этом оно остановится – не только для меня – для многих. Уперся взглядом в гладкую стену – она

ничего не говорит ни об этом месте, ни о нашем прошлом, ни о будущем.

Я никогда не прощался с жизнью по-настоящему – не в шутку – теперь самое время… А гори

все синим пламенем!.. Если меня не сожгут лучи врага сегодня – мне не избежать расстрела завтра.

Пока еще мой “дар” нужен системе, но предел терпения основательно подорван – до стенки мне

остался один шаг. А я зашел так далеко, что за него может сойти каждое движение.

Скоро Фридрих Айнер заберет мою память. Я не знаю, кому доведется прочесть отчет, – мозгу

третьего порядка или лейтенанту службы внутренней безопасности – это не имеет значения.

Преступление и доказательство вины – теперь это ничего не значит. Перед такой разрухой

отступает и наш порядок. Если этот лейтенант (или мозг третьего порядка) будет ждать от меня

признания – не дождется. Не такой я человек, чтобы говорить правду, не смотря в глаза. Да, я

надеюсь, что и на этот раз мне удастся избежать расстрела, но это вряд ли – все встает на места, и

меня на место рано или поздно кто-то должен поставить. Приговор уже намечен тяжким

обвинением, как маршрут на карте. Но мою совесть очищает жизнь – просто жизнь.

Подозрение в том, что я помогаю смерти избежать лишней работы – подозрение в

предательстве. Пусть так, только смерти я не помощник – всегда избегал грязной работы. Жаль

лишь, что избежать ее получалось редко. Если лейтенант службы внутренней безопасности

потребует разъяснений – они есть. У жизни свои пути – иногда ее извилистые тропинки спутывают

прямые, прочерченные принципами у нас в головах. Мы считаем, что кровь врагов, изменников

отмыть легче. Я так не думаю – слишком многих мне пришлось убить, чтобы не разобрать, что

кровь рядовых бойцов и генералов, героев и предателей одинаково липка. Жизнь способна менять

нас местами в наших глазах, ставить разведчиков на постаменты и презирать шпионов, но в ее

глазах мы неизменны. Единственный вывод, который мне довелось из этого извлечь, – кровь

засыхает и разлетается пылью лишь до тех пор, пока не станет ненужной. Долг каждого из нас –

исполнить задачу. Так мы и поступаем. Но никому никогда не удавалось заставить “защитника”