Тени сна (сборник)
Шрифт:
«Прямо белая косточка голубых кровей, — ошарашено подумал Таксон Тей. — Франт. Но в эти-то времена — откуда?!»
Подойдя к люкс-вагону франт равнодушно скользнул взглядом по Таксону Тею и остановился.
— Отсюда все? — спросил он у увальня с полным безразличием, словно ответ его абсолютно не интересовал.
— А не сезон для толстосумов, вашество! — почему-то радостно гыгыкнул увалень.
— Да, не сезон… — неожиданно согласился франт. Но Таксон Тей почувствовал, что и на это — сезон, не сезон — ему наплевать.
Франт поднял
Проводник судорожно глотнул воздух и задышал еще надрывнее. Таксон Тей не понимал испуга проводника. От франта не исходило угрозы. Лишь скука и равнодушие. Таксону Тею ничего не стоило заставить его спрятать револьвер и продолжить высокомерное шествие вдоль состава. Но он не сделал этого.
И поплатился. Он не знал, что убивать можно и со скуки.
— Жаль… — протянул франт и нажал на курок. И прямо в лицо Таксону Тею полыхнуло пламя выстрела.
Проводник екнул, увидев посреди лба своего пассажира маленькую аккуратную дырочку, и мешком осел на землю.
Кажется, впервые за сегодняшний день на лице франта появилась заинтересованность. Он с удивлением уставился на два лежащих тела.
— Поди обмарался по самые уши! — заржал увалень и пнул ногой проводника.
Щека франта дернулась, брезгливость в удвоенной мере, будто компенсируя свое минутное отсутствие, проступила на лице. Он опустил револьвер в кобуру и продолжил свой неторопливый путь вдоль состава.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Ровно в 7.30 на дисплее анализатора состава крови возникла бледная парабола инъекции адреналина. По мере своего роста кривая все больше набирала яркости. Достигнув интенсивно-розового цвета, парабола внезапно сломалась и перешла в прямую абсциссу. С заданным опозданием в четыре секунды с плутониевого элемента стал увеличиваться снимаемый потенциал на микропроцессор сердечного клапана. До сих пор равномерные редкие пики на дисплее регистратора сердечной деятельности начали учащаться, нарастая по амплитуде в соответствии с параболой инъекции адреналина. Пороком сердца страдала прабабка Маркстейна по отцовской линии и передала его по наследству всем своим потомкам.
Моросил мелкий дождь пополам с серо-желтой ледяной крупкой — ветер дул со стороны химического предприятия, где водяная морось захватывала пары сернистого ангидрида. Мостовая покрылась пупырчатой стеклоподобной броней, отблескивающей в свете редких фонарей черным металлом. Как всегда по такой погоде паробусы ходили нечасто. Таксон пропустил два, пока, наконец, не втиснулся в третий. Уцепившись за поручень, он повис на подножке.
— Братья и сестры! — возопил он гнусавым голосом служителя культа. Пожалейте раба божьего, сделайте выдох!
Впрочем, милости ожидать не приходилось, и Таксон, поднатужившись, втиснулся в салон. Дверь, чавкнув пневматикой, стала закрываться, и тут сзади пристроился еще один пассажир. Створки с трудом захлопнулись, толпа спружинила, и Таксона
В паробусе никак не отреагировали на шутку. Толпа стояла плотным сбитым монолитом; люди сипели, хрипели, но молчали. Попеременно, то в одном конце салона, то в другом кто-либо заходился кашлем — в спертом воздухе салона паробуса висел, перша в горле, терпкий запах разъедаемой сернистой кислотой одежды.
— Вошедшие, оплатите проезд! — заорала кондукторша. Было в ее крике что-то от злорадного: «Ага, попались!»
Таксон собрался полезть в карман, но тут почувствовал, как по бедру мягким, почти неощутимым движением прошлась чья-то рука.
— Ах ты…! — мгновенно вскипел он от негодования и надавил крестцом на голову вора. Но руку из-за тесноты перехватить не успел.
— Эй, полегче… — сдавленно пробулькало из-за спины.
— Полегче?! — завелся Таксон. — Да я тебя, подонок, сквозь двери выдавлю!
Он все-таки перехватил кисть карманника и заломил ему пальцы.
— Ты чо делаешь? — Парень, стоящий впереди, наглым взглядом вперился в Таксона. — Чо человека давишь?
— И ты туда же! — сориентировался Таксон. — На пару шарите?!
Но тут же понял, что ошибся. Интуиция, словно включавшаяся в нем в экстремальных ситуациях, подсказала, что у другой створки двери стоит третий.
— Чо, ввел пару кубиков и разошелся?! — продолжал свое наглый парень. Роль прикрывающего он выполнял четко. — Щас сдадим в околоток, там разберутся, кто здесь шарит!
Толпа в паробусе настороженно молчала. Она знала, чем заканчиваются подобные инциденты. Ее спрессованный монолит дрогнул — все старались оказаться подальше от свары, — и у дверей стало свободней. Ярость схлынула с Таксона. В голове осталась лишь ясная, холодная, расчетливая жестокость.
— Я вас троих, как щенят… — сквозь зубы процедил он, глядя прямо в глаза парню.
Похоже, парень уловил в его глазах эту жестокость. Он сунул руку в карман, но достать ничего не успел. Таксон боднул лбом его в лицо, нос парня хрустнул, кровь брызнула на куртку. Кондукторша истерично закричала, паробус стал резко тормозить, открывая на ходу двери, и дерущихся выбросило на обочину.
Руки карманника Таксон не выпустил. С трудом удержавшись на скользкой мостовой, он так завернул ее, что карманник с воплем крутнулся на месте, и его рука защелкнулась вывихнутым суставом где-то возле лопатки.
Из паробуса выпрыгнул еще кто-то, двери захлопнулись, кондукторша завопила: «Ехай!», — и машина тронулась с места. И Таксон остался один против троих в глухом месте у заброшенного парка. Впрочем, двое были относительно безопасны: одного Таксон держал с заломленной за спину рукой, другой сам держался за сломанный нос. Третьего же, подскочившего сзади, Таксон лягнул каблуком в пах, и тот, охнув и не удержавшись на ногах, скользнул с откоса. О мостовую что-то звякнуло.