Тени сна
Шрифт:
– О близняшках?
Лицо фрау Розенфельд оживилось. Несмотря на свой активный протест, посплетничать она определенно любила.
– Близняшки - везде близняшки и похожи, как две капли воды. Но у наших характеры разные. Флора - которая в мотеле, - та построже будет, посерьёзнее. А Эльке - беспутная девчонка. Оторви и брось.
– Эльке?
– удивился Гюнтер.
– Это та, которая в "Короне"? А я слышал, её Линдой называют...
– А это она и есть, - пренебрежительно махнула рукой фру Розенфельд.
– Её очередная блажь. Вдруг ей почему-то показалось, что её имя чересчур легкомысленное, и теперь она от всех требует, чтобы её называли Линдой.
Фру Розенфельд вдруг подняла брови и внимательны посмотрела на Гюнтера.
– Гюнтер?
– Она погрозила пальцем.
– Ты что это удумал? Смотри, жене напишу, как ты здесь работаешь!
– Гюнтер принуждённо рассмеялся.
– Ну что вы, тетя Лаура, и мыслей таких не было.
– Он посмотрел на часы и встал.
– Спасибо вам большое.
– Как, ты уже уходишь?
– расстроилась фру Розенфельд.
– Мы так о вас с Элис и не поговорили...
– В следующий раз, тётя Лаура.
– Гюнтер снова посмотрел на часы.
– Дела.
– Может, ко мне заглянешь? Стритштрассе, пятнадцать дробь три.
– Обязательно, тётушка. Непременно.
Гюнтер собрался раскланяться, как вдруг понял, что фру Розенфельд живёт в доме с суеверной консьержкой.
– Стритштрассе пятнадцать?
– переспросил он.
– Кстати, где-то неподалёку от вас живёт некто магистр Бурсиан. Вы, случайно, с ним не знакомы?
– Магистр Бурсиан?
– фру Розенфельд задумчиво пожевала губами.
– Нет... Не припомню.
– Пожилой, небольшого роста, - стал уточнять Гюнтер, грузноват, ходит всегда в цилиндре и с зонтиком-тростью, лицо круглое, румяное, большие седые бакенбарды...
– А, Олле-Лукое!
– заулыбалась фру Розенфельд.
– Знаю. Нет, это не настоящее его имя - настоящего я не знаю, - просто я его так для себя называю. Очень уж похож. Я его часто встречаю на улице возле дома. Он всегда улыбается при встрече, мы раскланиваемся, но близкого знакомства у нас нет.
– И давно вы его знаете?
– Да как тебе, Гюнтер, сказать... Наверное, недавно. Хотя в моём возрасте утверждать что-либо наверняка опрометчиво. Кажется, вот это было вчера, а как начнёшь вспоминать, так уж лет пять прошло. Помню, что весной он ходил в таком старомодном широком плаще без рукавов. Так что за полгода ручаюсь... Нет, ты знаешь, больше. На Рождество он меня поздравил прямо на улице и букетик фиалок приподнёс. Я тогда сильно растерялась и даже не поблагодарила. Ну, сам подумай, получить цветы от незнакомого человека, а потом: откуда зимой фиалки?
"Похоже, магистр отпадает, - подумал Гюнтер.
– Появился он в городе как минимум месяца за два до пришествия божьей благодати. Магистр иллюзиона и мистификации. Правильно бургомистр заметил, что он достаточно безобиден. А у святого отца Герха просто демонофобия".
– Хорошо, что мы заговорили об Олле-Лукое!
– неожиданно воскликнула фру Розенфельд.
– Я ведь библиотекарь, и у меня сразу ассоциация с Андерсеном. А Андерсена у меня давненько брал доктор Бурхе. Так что спасибо, Гюнтер, помог вспомнить...
Она достала из коробки на столе худенькую пачку формуляров и открыла один из них.
– Ого! Больше двух лет держит! Пора напомнить!
– Ну вот, - засмеялся Гюнтер.
– И вам от меня польза. Большое спасибо, тётя Лаура. До свиданья.
– До свиданья, Гюнтер. Обязательно загляни ко мне вечерком. Я всегда дома!
– Непременно.
Гюнтер спустился по лестнице, вышел на площадь и, распугивая голубей, направился в гостиницу. Часы на башне стали бить шесть, и он
Он вошёл в номер, машинально глянул на часы и замер. Индикатор "воскресенье" на электронных часах весело подмигивал сквозь поляризационное стекло. Чёрный - зелёный, чёрный - зелёный...
"Вот так, - ошарашенно подумал он.
– Охотник стал дичью... А что ищет в Таунде Моримерди? Что нужно здесь военной контрразведке? Может, ведьмы работают на Москву?" Несмотря на растерянность, он нашёл в себе силы на иронию.
Гостиничный номер кишел электронными клопами, и Гюнтер с грустью подумал, что против них, как и против настоящих клопов, самым действенным является радикальное средство принца Уэстского. Одно утешало, что сегодня он предусмотрительно прихватил всю аппаратуру с собой.
Ребятам из контрразведки начхать на ключевую фразу, запирающую память компа. Высокочастотный дистанционный сканнер считывает информацию с любого компьютера на расстоянии полуметра. В том числе и ключевую фразу.
– Приму-ка я ванну, - буркнул Гюнтер, чтобы его расслышали.
– Устал, как собака...
Он прошёл в ванную комнату, повесил на вешалку сумку и открыл пасти обоих грифонов. Затем посмотрел на себя в зеркало, потрогал щёку и неожиданно вспомнил, что зеркало может служить прекрасным отражателем для лазерной видеосъемки. Тогда он закрыл пасть грифона с холодной водой и вышел, чтобы раздеться.
Когда Гюнтер голый, в одних шлёпанцах, вернулся, то увидел, что клубы пара, поднимаясь из ванной, активно всасываются вытяжной вентиляцией.
– Чёрт, - снова буркнул он для "клопов", - хотел попариться...
Он взял губку, стал на край ванны и тщательно закупорил отдушник. Затем достал из сумки приёмник, настроил его на первую попавшуюся станцию, передававшую жёсткий ритмичный джаз, больше похожий на рок, и включил звук на всю мощность.
Когда пар непроницаемым туманом заполнил комнату, и на зеркале осела мутная роса, Гюнтер переключил воспроизведение кристаллозаписи на наушники, сел на ванну и стал слушать. Вначале он перебрал "клопов" бургомистра, но они, как Гюнтер и ожидал, молчали. Только "клоп" из-под ручки портфеля передал двухминутный разговор между доктором Бурхе и фру Шемметт. Бургомистр просил, чтобы ему принесли в кабинет дров для камина - сегодня ночью он собирался работать. Зато работы с пятым "клопом" оказалось предостаточно. Запись была сплошная - комп абсолютно ничего не мог отсечь. Просто удивительно, как женщины могут так много говорить.
Всё утро, пока Гюнтер в своём номере знакомился с подробностями частной жизни бургомистра, Линда провела в комнате прислуги на первом этаже в обществе трёх подруг. Все четверо без умолку тараторили, так, что порой трудно было разобрать, о чём они говорят. Добрую половину времени Линда подробно, со знанием дела, с ошеломляющими примерами в сравнении с другими постояльцами "Короны", живописала сегодняшнюю ночь, проведённую ею в двадцать шестом номере. Гюнтеру никогда не приходилось слышать о себе такое, он краснел, бледнел, приходил в бешенство, несколько раз пропускал куски записи. В 10.22 подружки покинули комнату прислуги и на площади сели на мотоциклы. Гюнтер так и не разобрал, кто вёл мотоциклы, то ли сами девушки, то ли ребята, которые приехали за ними. Исходя из того, что он видел вчера у "Звезды Соломона", вернее было первое, а ребята только привели мотоциклы к гостинице.