Тени сумерек
Шрифт:
— Почему не сейчас?
— Пусть он отдохнет — так хочет Лютиэн. Тебе бы понравилось, если бы тебя допрашивали голодным и полумертвым?
— Не так уж трудно было бы его накормить. Почему бы не взять его под стражу и не доставить в Менегрот?
— Лютиэн боится, что он тяжело перенесет задержание и плен. И я склонен с ней согласиться. Он… еще немного не в себе. Вскидывается на каждый шорох и мечется во сне. Здесь ему будет лучше.
— С королевной что-нибудь случилось? Я слышал, она встретилась с ним один на один.
— Она испугалась и меньше
— Его?
— Похоже, что не его, а за него.
Дионвэ удивленно приподнял брови, но ничего не сказал.
— Почему бы тебе не поговорить с ним для начала? — спросил он вместо этого.
— Не сейчас: пусть он немного придет в себя. Я уже… кое-что узнал и хочу это проверить. Скажи: ты нес охрану на западных рубежах?
— В последний раз — три луны тому, — сказал Дионвэ.
— Ты знаешь кого-то из этих сумасшедших горцев, которые осели в Бретиле?
— Нарво из рода Дэррамаров, — сказал Дионвэ.
— Какой плащ он носит?
— Желтый с коричневым и черным.
— А кто носит белый, черный и синий?
Дионвэ призадумался на минуту, потом уверенно сказал:
— Таких плащей я не видел ни у кого.
Даэрон кивнул.
Это не подтверждало его догадку напрямую, но косвенным образом работало на нее. Он постарался отогнать эту догадку, отложить ее в сторону: такие преждевременные выводы нередко стоят на пути у верных решений.
— Белег знает? — спросил он у Дионвэ.
— Мы отправили Гилтанона с вестью — сегодня или завтра он узнает. Если смертный захочет углубиться в Дориат, что я должен делать?
— Ничего. С этим уже справилась Лютиэн. Ты должен следить за тем, чтобы никто из наших не тревожил его и не совался к нему.
— Почему?
Даэрон уже собрался уходить, но оглянулся.
— Он опасен.
Родник.
Берен без сил опустился на колени. Снова проклятый родник… Снова проклятое дерево, о которое так удобно опираться спиной… Изрытые его ногами мох и перегной…
Во второй раз, чтоб не потерять дорогу, он держался русла реки и шел все время вниз по течению. Как же вышло, что он опять оказался у Морготом проклятого родника?
Колдовство. Эльфийские чары… Возможно, это и есть Завеса Мелиан — его возвращают все к тому же месту. Если так…
«Ладно», — подумал он. — «Ладно… Подохнуть не дали — спасибо и на этом. Ну что, Дагмор, тогда завтра — на Запад, по солнышку?»
«А не на восток?» — спросил Дагмор. — «Или, раз на то пошло, не пересидеть ли здесь? Тебе пока нечего нести на запад. Хорош же ты будешь, притащившись к государю Финроду и не умея объяснить, кто ты и откуда взялся! С запертым горлом и замкнутой памятью…» Берен достал из мешка последний лембас, отломил краешек, положил кусочек в рот, проглотил… На этот раз лембас отдавал мятой…
Снова возникло чувство: следят. Берен вскочил, резко повернулся на шорох, надеясь увидеть в листве промельк эльфийского плаща… Нет. Никого
Сквозь сон ему один раз почудилось чье-то присутствие. Подхватившись, он успел заметить тающий в темноте серебристый плащ, золотые заколки в ливне черных волос…
«Тинувиэль!» — он бросился туда, споткнулся о корень, растянулся во мху… Проклиная себя, сплевывая сухую траву и листья, поднялся и вернулся в «постель». Наваждение, сон…
Тинувиэль…
Дом Даэрона был в пещерах, неподалеку от маленького лесного озера. Если королевского певца не было в Менегроте, скорее всего, он находился именно дома. Или за пределами страны — Тингол чаще всего посылал с посольством именно его, да и по своей воле Даэрон нередко покидал Потаенное Королевство.
— Даэрон! — окликнула она, перешагивая порог.
— Я здесь! — послышался голос сверху. — Что привело принцессу в скромную обитель книжника и поэта?
Высокопарные слова он всегда говорил легко, шутя, и Лютиэн нравился этот тон, как и многое другое в нем — до того, что она полюбила Даэрона. Полюбила как сестра и подруга. Он ждал от нее иной любви, но… как-то не вышло. Она знала о его чувствах, а он знал, что чувствует она, и оба старательно не вспоминали о старом-старом разговоре, и от этого старания разговор вспоминался каждый раз при каждой встрече.
Улыбаясь, она поднялась наверх — в верхнюю пещерку, открытую всем ветрам. Даэрон сидел там, со свитком и флейтой.
— Ты узнал что-нибудь? — спросила она.
— А что решил Король? — ответил он вопросом на вопрос.
— Отец согласился предоставить ему свободу. Неожиданно легко. Мне показалось даже… Я понимаю, что это смешно, но показалось, что он испугался, что человека могут привести в Менегрот. Ты говорил с ним? Ты видел его?
— Не все сразу, — Даэрон спустился вниз, вытащил из погребца оплетенный кувшин вина, достал яблоки и сыр, по ходу разговора накрывал на стол — точнее, на плащ, расстеленный Лютиэн прямо поверх травяной подстилки. — Я еще не говорил с ним. И никто не говорил с ним. Похоже, что он нем.
— Нем? — удивилась Лютиэн.
— Те, кто его стережет, говорили мне, во сне он нередко мечется, словно его мучают кошмары. Но он не стонет и не кричит, не издает вообще ни звука. Если бы были повреждены голосовые связки, он по меньшей мере бранился бы шепотом. Если бы был отрезан язык, он бы во сне в голос стонал. Похоже на немоту, порожденную заклятием — но я был очень близко от него и не чувствовал на нем никаких чар.
Лютиэн вспомнила первую встречу: человек попытался что-то сказать и задохнулся.