Тени в переулке (сборник)
Шрифт:
От сквера до улицы Москвина пять минут ходу. Слава богу, что милиционеры не попались нам по дороге, так как 108-е отделение находилось в моем дворе.
Я быстро переоделся, взял вещмешок с колбасой, печеньем и конфетами для ребят из нашего взвода, набрал телефон Бори Месхи по кличке Бандо. Мы были с ним большие друзья.
Вкратце обрисовав ему трагедию приемщика из химчистки, я попросил вернуть костюм.
– Пусть завтра в десять приходит в сад «Аквариум», там разберемся.
Я вынес несчастному Бу-Бу старый тренировочный
А через час с небольшим в общем плацкартном вагоне я пил чай с ребятами из училища береговой обороны, а поезд уносил меня от Москвы, воспоминания о прошлом таяли, как паровозный дым, запутавшийся в ветках деревьев.
Никогда не знаешь, что с тобой может случиться. Я попал в другую жизнь, в которой прошлое лишь иногда ночами приходило щемящими воспоминаниями. Но наступало утро, и в строгом распорядке армейского дня для них не было места. Да и я сам не видел, во всяком случае тогда, другого для себя места, кроме военного городка, именовавшегося расположением, и учебного поля.
Но обстоятельства изменились, я снял военную форму и, к немалому своему изумлению, стал журналистом в лучшей газете страны, в которой после долгого перерыва работаю и сегодня.
И хотя я писал самые разные истории, невидимая обычным людям теневая, подпольная жизнь Москвы стала моей основной темой.
Я очень хорошо запомнил этот день, 5 сентября 1959 года. Запомнил потому, что в этот вечер впервые назначил свидание даме, которая мне очень нравилась; во-вторых, это был день зарплаты.
Я пришел раньше и рассматривал веселых людей вокруг меня, которые в предвкушении надвигающегося воскресенья бежали по своим приятным делам. Для тех, кто не знает, оговорюсь сразу – суббота в те героические времена была рабочим днем.
И вдруг, как пишут в старых романах, из дверей гостиницы вышел солидный человек в дорогом, прекрасно сшитом бежевом габардиновом костюме, в роскошном галстуке. Он увидел меня и подошел.
– Привет, – сказал он снисходительно.
– Привет, – медленно узнавая, ответил я. Куда делся набриолиненный кок, длинные волосы, прикид с чужого плеча?!
Передо мной стоял Борька Бу-Бу в совершенно новой редакции.
– Узнал? – улыбнулся он.
– С трудом.
– Но ничего. Ты теперь корреспондент. Читал, читал твои заметки. Растешь.
Он посмотрел на часы. Специально отогнул рукав пиджака, чтобы я увидел изящные, явно золотые швейцарские часы «Докса» на запястье.
– Я в гостиницу устраивал товарищей из Кутаиси. К нам на предприятие приехали. Осваивать кое-что. Ну ладно, – он снисходительно хлопнул меня чуть выше локтя, – шо фер заждался, да и мне пора.
Он солидно подошел к двухцветной «победе», сел рядом с шофером, и машина отъехала.
Времени-то прошло всего ничего, семь лет, а голый приемщик из химчистки, дрожавший майским утром на лавочке у фонтана, стал вполне, по советским меркам, значительным человеком.
А
Но нашлись люди, которым очень была нужна неликвидная продукция. Она уходила на переработку, потом превращалась в массу необходимых каждому из нас вещей, начиная от чугунных сковород и кончая пуговицами.
Делали же это не те, кто брал на себя повышенные обязательства. Это стало сферой теневого производства. Маленькие фабрики и полулегальные цеха, созданные при умирающих колхозах, поставляли в магазины «товары широкого потребления».
Как-то я зашел к своему приятелю Яше – он командовал в Столешниковом переулке мастерской металлоремонта – и рассказал о встрече с Борькой Бу-Бу.
– Скоро сядет, – сказал мой товарищ, ходячая энциклопедия теневой жизни.
– Почему?
– Да он же подставным фраером работает. Числится начальником трикотажного цеха. Материально ответственный, все бумаги подписывает. А что в них – дурацкой башкой своей понять не может. А за ним серьезные люди стоят. Они числятся рабочими да грузчиками. Что, кроме цепей, возьмешь с пролетариата? А Борьке срок обломится приличный.
Так оно и вышло. О разоблачении банды расхитителей даже написала газета «Ленинское знамя».
Бу-Бу сменил бежевый костюмчик на лагерный клифт и поехал перековываться в край вечной мерзлоты.
Позже я познакомился со следователем, который вел дело Борьки, и он рассказал, что у него при обыске, кроме хорошей одежды, ничего не нашли. На сберкнижке лежала скромная сумма, а у жены изъяли несколько недорогих украшений. Ему платили большую зарплату, давали ездить на персональной машине и руководить работягами. Огромный навар с производства имели совсем другие люди, о которых Бу-Бу ничего не знал.
Основа жизни любого теневого производства – сырье, а его распределяли люди из министерств и главснабов. И не просто рядовые чиновники, а начальники главков и министры. Они выделяли сырье, а если надо, то и импортное оборудование.
Так, знаменитым в Москве королям подпольного трикотажа Шокерману, Райфману и Гальперину в их цех при больнице для душевнобольных были поставлены вязальные машины из ФРГ, закупленные, естественно, для некоего госпредприятия.
Но один росчерк пера министра отправил купленное за валюту оборудование в подвал сумасшедшего дома, где три богатыря-теневика наладили массовое производство мужских трикотажных рубашек.