Тени в переулке

Хруцкий Эдуард Анатольевич

Представители союзных войск собрались у Жукова заранее, пятнадцать минут общения – и ровно в назначенное время вошли в зал заседаний.

Но пусть об этом расскажет очевидец. Я предлагаю отрывок из дневника генерала И.А. Серова.

«…Когда все сели за столы, я имею в виду союзников и наших командующих и других генералов, Жуков сказал: "Мы здесь, представители Советских вооруженных сил и верховного командования союзных войск, уполномочены правительствами антигитлеровской коалиции принять безоговорочную капитуляцию Германии от немецкого военного командования. Пригласите

сюда представителей немецкого командования. Немецкую делегацию предлагаю называть не по званиям ". Все согласились.

Я дал знак полковнику Короткову, и он ввел немцев. Кейтель вошел первый и, выдернув из-за пазухи маршальский жезл, поднял его кверху. Когда их посадили за отдельный стол, Жуков продолжал: «Имеете ли вы на руках акт о безоговорочной капитуляции и имеете ли полномочия подписать его?» Когда перевели этот вопрос, Кейтелъ ответил: "Да, изучили и готовы подписать его ".

Он передал Жукову бумагу, подписанную гросс-адмиралом Деницем, о полномочиях Кейтеля, Фридебурга и Штумпфа.

Затем Жуков предложил им подойти к столу на самом левом краю и подписать акт о капитуляции. Кейтелъ посмотрел на нас с ненавистью, лицо его покрылось красными пятнами. Были подписаны все экземпляры акта Кейтелем, Фридебургом и Штумпфом.

После этого Жуков приказал немцам удалиться. Примерно около часу ночи, когда все было закончено, Жуков поздравил всех присутствующих в зале генералов и офицеров, наших и союзников, от имени Советского Верховного командования с долгожданной Победой и капитуляцией фашистской Германии. Затем он сказал о доблестных войсках 1-го Белорусского фронта, которые с честью выполнили волю советского народа и уничтожили фашистскую армию, ее главарей и доблестно штурмовали Берлин. Я взял себе копию акта о капитуляции.

После этого в зале началось невообразимое. Все наши военные бросились поздравлять друг друга с Победой. Кричали: «Да здравствуют войска 1-го Белорусского фронта и их командующий маршал Жуков!»

При открытии банкета Жуков вновь сказал о победе наших войск и войск союзников над фашистской Германией, и все выпили за Победу.

Затем выступили маршал авиации Теддер, за ним Делатр де Тассиньи и командующий ВВ США Спаатс. Потом уже произвольно подходили наши генералы и провозглашали тосты. Потом на радостях танцевали, в том числе и Жуков неплохо сплясал. Делатра де Тассинъи пришлось угостить, да так, чтобы забыл о своей обиде. Когда под утро вышли из дома, услышали пальбу из автоматов и даже пушек. Но ничего не поделаешь: Победа должна была быть отмечена».

* * *

Но в тот день мы, в нашем дворе, ничего не знали, что происходило в Карлхорсте и радостно доедали пирог, приготовленный ко Дню Победы.

Мы были счастливы. Все, кто сидел за столом. Фронтовики с наградами на гимнастерках, пожилые деповские рабочие с трудовыми орденами, наши матери – почти все с медалями «За оборону Москвы». …Потом много чего случилось. Но я никогда не был так счастлив, как в тот праздничный вечер.

ЧУЖАЯ СЛАВА

Любая

старая московская квартира – это пещера, в которой прячется бесценный клад.

Несколько поколений складывали по ящикам и заветным местам смешные и трогательные предметы. Однажды мы с моим товарищем разбирали у него старые залежи и наткнулись на множество изящных, но бесполезных вещей.

Несколько поколений их барского рода в доме на Большой Дмитровке оставляли лорнеты, веера, перламутровые театральные бинокли, какие-то ножички, значки времен начала Советской власти, коробочки с патефонными иголками…

Много всего разыскал в тот день мой товарищ Володя. Он брал в руки вещи и пересказывал мне их истории. И я слушал их с грустью и завистью.

Я завидовал моему другу, потому что у меня никогда не было квартиры, где жили бы несколько поколений моих предков. Мне приходилось жить в основном в казармах, гостиницах, общежитиях, а мои московские квартиры были временным прибежищем, как станции, на которых делаешь пересадку. Поэтому, кроме книг и документов, ничего я не таскал за собой.

И однажды, разбирая старые бумаги, я нашел конверт, из которого выпал «Табель успеваемости и дисциплины ученика 5-го класса "Б" 127-й школы Хруцкого Э.».

Табель был, как пулеметная лента патронами, плотно набит двойками.

Но вместе с этим напоминанием о моих мальчишечьих несчастьях из конверта выпал немецкий железный крест с выломанной свастикой.

Огромное состояние в те дни, когда я получал двойки практически по всем предметам.

* * *

Август. Начало 90-х годов. Старый Арбат.

Совсем недавно отгремела колбасная революция. Только что нас лишили денежных вкладов. Бедными стали все, кроме вождей революции.

Напротив ресторана «Прага» у заклеенной лохмотьями демократических лозунгов стены играют музыканты. Аккордеонисты, скрипачи, джазовый коллектив Бориса Матвеева. Барды поют о том, что «у огня ждут наверняка меня».

Стоят на земле картонные коробки, лежат шапки, футляры от скрипок. В них бросают деньги. Кто сколько может. Не очень богатые люди приходили тогда на Арбат.

А дальше художники, готовые с закрытыми глазами сделать твой портрет, фотографы-пушкари, предлагающие сняться в обнимку с фанерным Ельциным или Горбачевым, лохотронщики, наперсточники.

Все, как в годы моего военного детства на знаменитом Тишинском рынке.

Рядом с булочной стоит столик, на нем дощечка: «Куплю ордена, медали, наградные знаки». Мордастый мужик торгуется с парнем лет девятнадцати, продающим чужую военную славу. Два ордена Красной Звезды.

* * *

1940 год. Лето. Наш сосед вернулся из армии после финской войны. Он выходит из подъезда, и мы видим на лацкане его серого костюма серебряную медаль на красной продолговатой ленточке. Мы идем за ним. Забегаем вперед, чтобы посмотреть на сияющий в лучах солнца серебряный кружок. Сосед смеется, садится на лавочку.