Теодосия и последний фараон
Шрифт:
– А куда ты девала все вещи? – спросила я.
– Какие вещи, дорогая? – нахмурилась мама.
– Ну, те, которые здесь были, – неистово махнула я рукой. – С артефактами, сокровищами…
Мама неловко покосилась на остальных и сказала, понизив голос:
– Когда твой папа вернулся сюда, никаких сокровищ здесь не было. Но все равно ты сделала удивительное открытие, – поспешила добавить она.
Я отвернулась в сторону, мне стало нехорошо, потому что сокровища здесь были. Более того, их здесь было немерено. Это означает, что Змеи Хаоса успели унести и спрятать их до того,
Замирая от страха, я подняла глаза, чтобы посмотреть на вырезанный на дальней стене камеры огромный барельеф Тутмоса III. На груди фараона сверкало Сердце Египта.
Когда я в последний раз видела его, рядом был фон Браггеншнотт. Его руку намертво приклеила к каменной стене та самая темная магическая сила, которая соединила в единое целое амулет и барельеф. Сейчас я была бесконечно рада тому, что на стене больше не осталось приклеенной к ней руки – бесполезной, оторванной, сморщенной, жуткой.
– О, ты только взгляни! – воскликнула мама, подходя ближе и поднимая свой электрический факел. – Выглядит совершенно так же, как Сердце Египта.
Это и было Сердце Египта, но не могла же я сказать об этом маме. Пусть уж лучше думает, что артефакт похитил неуловимый умный вор, и не знает о том, что его вернула на законное место ее собственная дочь.
Глава двенадцатая. Где ты прячешься, Храм?
Часа примерно через три у меня начали слезиться глаза и ужасно разболелась голова. Мы решили разбиться на группы, чтобы каждая из них взяла на себя какую-то часть огромной усыпальницы, что позволяло сразу охватить большую площадь и быстрее исследовать весь памятник. Конечно, все это прекрасно, но, черт побери, будет у нас сегодня перерыв на ленч или нет?
Я отвернулась от резных изображений на стене, которые рассматривала, чтобы спросить об этом у мамы, но обнаружила, что стою в подземной камере одна-одинешенька. Неужели они уже пьют чай и едят сандвичи, а меня позвать забыли?
«Или, еще хуже, уже все закончили и уехали домой без меня», – подумала я, не услышав долетающих хотя бы издалека голосов. Это значит, что я совершенно одна в потайном крыле усыпальницы, которое я сама и открыла. Словно притянутая чьей-то невидимой рукой, я медленно подошла к дальней стене камеры, где находился огромный барельеф Тутмоса III. Когда я впервые увидела его, лицо фараона было угрюмым и пугающим, на нем читалась жажда ужасной и неотвратимой мести. Но после того как я вернула Сердце Египта на его законное место в стене, выражение каменного лица изменилось. Неведомая мне магическая сила соединила амулет в одно целое с барельефом и изменила облик фараона – теперь Тутмос, конечно, выглядел могущественным, но в то же время милосердным правителем.
И нигде на стене не осталось и следа от руки Браггеншнотта. Ни клочка кожи, ни ногтя, ничего. Интересно, как они избавились от нее? Вырезали из стены вместе с камнем? Или призвали на помощь магию? Я наклонилась ближе, чтобы внимательнее рассмотреть Сердце Египта. Края амулета полностью слились с каменной стеной, стали с ней одним целым. Это действительно было Сердце Египта, в буквальном
Я замерла. Вот оно что! Интересующие нас тексты следует понимать буквально!
Мы успели найти много упоминаний о храме Тутмоса III, и из них вроде бы ясно следовало, что это просто храм, находящийся здесь, в усыпальнице фараона. Во всяком случае, до этой минуты именно так все мы и считали. Но что, если слова о том, что Тутмос недоволен тем, что остается в тени царицы Хатшепсут, и желает стоять выше, чем она, следует понимать буквально, а не как намек на то, что мать Тутмоса захватила власть и отстранила сына от трона?
Что, если прочитанные таким образом тексты укажут нам путь к загадочному храму?
Вполне возможно, нам следует начать осмотр всех монументов и сооружений, которые построила Хатшепсут.
И как только я подумала об этом, у меня в голове всплыла картина, которую я наблюдала сегодня ранним утром по дороге сюда, в Долину Царей, – погребальный храм Хатшепсут, врезанный в склон скал в Дейр эль-Бахри.
– Есть! – прищелкнула я пальцами.
– Что такое, дорогая? – раздался прямо у меня за спиной мамин голос. – Хочешь перекусить?
Слишком возбужденная, чтобы думать о еде, я стремительно повернулась лицом к маме и выпалила:
– Храм Хатшепсут в Дейр эль-Бахри. Вот где нужно поискать.
– Почему именно там?
Я быстро пересказала все упоминания о храмах, которые встретила этим утром на стенах усыпальницы, и объяснила свою теорию о том, что все надписи следует понимать буквально.
– Эврика! – воскликнула мама, широко улыбаясь.
– Эврика? – переспросила я.
– Да, так обычно кричат золотоискатели, когда находят золото, но то, что ты нашла, дороже золота! Ты гений, дочка!
Мама обняла меня, да так крепко, что я едва не задохнулась. Впрочем, я так ликовала оттого, что мама назвала меня гениальной, что просто не заметила этого.
Хотелось бы надеяться, что эта гениальность компенсирует мои странности.
Вечером, когда мы возвращались из Долины Царей домой, я готова была соскочить со своего ослика и лететь вперед, словно на крыльях. Я забыла про голод, у меня не болела голова, я готова была работать всю ночь.
Однако всем остальным был необходим отдых. Кстати говоря, по мере того как мы приближались к дому, моя эйфория понемногу испарилась, осталось лишь глубокое удовлетворение от хорошо сделанной работы и усталость.
Когда мы подъехали к дому, навстречу вышел Гаджи, чтобы поприветствовать нас и развести по стойлам наших осликов. Я вопросительно подняла брови, Гаджи отрицательно качнул головой.
Когда мама и Набир направились к дому, я немного задержалась и спросила у Гаджи:
– Безрезультатно?
– Они все уехали, – покачал он головой. – Нигде никаких следов. На том месте, где жила моя семья, инглизы построили большой отель.
– Мне очень жаль, – сказала я и, немного подумав, продолжила: – А как насчет лавок? Твои родственники всегда покупали продукты и вещи в одних и тех же местах? Если так, то, может быть, они продолжают посещать те же лавки, хотя и переехали?