Теодосия и Сердце Египта
Шрифт:
Он встал рядом со мной и провел рукой по маленьким черным частичкам.
– Любопытно, – пробормотал Найджел.
– Очень любопытно, – согласилась я, перебирая частицы руками (разумеется, плотно затянутыми в перчатки). Присмотревшись, я поняла, что это маленькие кусочки черного камня – базальта и оникса – и что они удивительным образом обточены. Правда, я никак не могла сообразить, что могут символизировать эти камешки.
– Зерна, – объявила мама, подходя вместе с папой к нашему ящику. – Все эти камешки выточены в форме зерен – ржи, пшеницы, даже
– Да, но почему они черные? – спросила я. – Это не зерна. То есть я хочу сказать, что у них цвет не как у зерен.
– Не знаю, почему египтяне не вытачивали зерна из песчаника, мыльного камня или какого-нибудь другого светлого материала. Может быть, нам удастся это понять, когда мы изучим все эти находки.
– Кстати о зернах, – сказала я, вспомнив про свой голод, который теперь, в отсутствие Фагенбуша, пришло время утолить. – Можно, я схожу в булочную лавку и куплю нам что-нибудь к ужину? Я умираю от голода. Последние два дня я ничего не ела, кроме сэндвичей с джемом.
– Ах, милая моя. Конечно, можно. – Мама ткнула папу локтем в бок и добавила: – Алистер, как ты мог позволить ей питаться все время такой дрянью?
– Э-э… мы… я… у меня было очень много работы, Генриетта, – промямлил папа.
Чтобы немного поддержать его, я спросила:
– Папа, дорогой, тебе купить слоеных пирожков? Я знаю, ты их очень любишь.
– Да, да, – сразу же оживился папа. – Это было бы замечательно.
Я протянула руку за деньгами. Папа пошарил по своим карманам, положил мне на раскрытую ладонь несколько шиллингов и тут же переключил все внимание на ритуальный нож, который он только что выудил из очередного маминого ящика.
Я взглянула на закатное небо. Если поспешить – я имею в виду, как следует поспешить, – можно успеть вернуться назад до наступления темноты. Вероятно.
Я пробежала через мастерскую и начала подниматься по лестнице.
– Не забудь пальто, – долетел сзади папин голос. – И шляпку!
Дождь перестал, и я подумала, что, быть может, мне удастся слетать в булочную и назад до того, как серые облака перестроят свои ряды и пойдут на второй заход. Было холодно, со всех сторон дул пронизывающий ветер, но все же мне было приятно оказаться за стенами музея, подальше от удушливого серного запаха проклятий, магических артефактов, а самое главное – от Клайва Фагенбуша.
В нескольких кварталах от музея дома и магазины становились меньше, а улицы уже. Облака темнели прямо на глазах, и я подумала, что мне нужно пошевеливаться.
Шаги за своей спиной я впервые расслышала на Хаддингтон стрит.
Я резко остановилась, сделав вид, что у меня развязался шнурок на ботинке, и шаги тоже остановились. Я медленно выпрямилась, лихорадочно соображая, что же мне делать. Улицы не то чтобы были совсем пусты, но прохожих оказалось довольно мало. Я сделала несколько шагов и вновь притормозила – на этот раз у витрины первого попавшегося магазина – и уставилась на выставленные в ней котелки, кастрюли и прочую чепуху. Шаги за моей спиной вначале ожили, потом вновь замерли.
Я решила, что самое лучшее – это совершить рывок до самой
– Добрый вечер, душечка, – приветствовала она меня. – Ты меня испугала. Куда ты так торопишься?
Миссис Пилкингтон – женщина замечательная, пухлая и сладкая, как ее булки. От нее всегда восхитительно пахнет горячим хлебом и пирогами, этот запах нравится мне ничуть не меньше, чем аромат дорогой туалетной воды.
– Просто умираю от голода, миссис Пилкингтон, только и всего.
– Ага, – понимающе взглянула она на меня. – Торчишь взаперти в этом старом пыльном музее, да?
– О, да, мадам, – с чувством подтвердила я.
– Что тебе дать сегодня на ужин, душечка?
– Знаете, сегодня моя мама приехала, так что мне нужно что-нибудь особенное, чтобы отпраздновать ее приезд.
– Конечно, конечно, моя дорогая. Я так рада, что твоя мама вернулась.
Я выбрала то, что мне хотелось, а в последний момент попросила миссис Пилкингтон не класть один пирог в пакет, а сразу отдать его мне в руки. Его я съем по дороге в музей, потому что в самом деле умираю от голода. Я забрала свои покупки, вышла на улицу и сразу же впилась зубами в слоеный пирожок с мясом. Откусила и тут же едва не подавилась, увидев перед собой того самого юного воришку, которого поймала, а потом отпустила на вокзале Чаринг-Кросс.
– Ты? – удивленно воскликнула я, не обращая внимания на вылетевшие при этом у меня изо рта крошки.
– Ну, я, и что? – ответил он, не сводя ярко-синих глаз с моего пирожка.
– Зачем ты следишь за мной? Только не ври, хорошо?
Мальчишка выпрямился во весь свой рост, но все равно оказался сантиметров на пять ниже меня.
– Я никогда не вру, – оскорбленным тоном заявил он. – И я слежу не за тобой. Я слежу за одним типом, а вот он действительно следит за тобой.
У меня слегка подогнулись коленки.
– Что это за тип… то есть джентльмен?
– Да так, один гусь, который увязался сегодня за вами еще на вокзале. Ты его видела, он такой… сильно загорелый.
Я отлично знала, о ком идет речь. Это тот самый человек, который пялился на мамины ящики.
– А зачем?.. – начала я.
– Откуда я знаю. Может, ему что-нибудь от тебя нужно, – перебил меня мальчишка.
– Нет, нет, я не о том. Зачем ты следишь за ним? – Я нахмурила брови и добавила: – Рассчитываешь на вознаграждение?
– Вот еще! – возмущенно ответил он. – Просто я вам кое-чем обязан, мисс. Ты же отпустила меня тогда на вокзале, не стала звать полицейского. А Стики Уилл никогда в долгу не остается. – Он окинул жадным взглядом мой пакет и добавил: – Пироги остынут.
Я посмотрела на остаток мясного пирога, который держала в руке. Всего пару минут назад это был прекрасный пирог – теперь же я не смогла бы откусить от него ни кусочка. Мальчишка смотрел на этот пирожок с таким вожделением, что я невольно подумала о том, когда же этот бедолага ел в последний раз?