Теория Безумца
Шрифт:
Запах детства! Что может быть милее?
«…Юра, сынок! Скоро увижу, обниму. Не выпущу из рук, зацелую! – летели мысли у Таси, – Какой он стал? Три года прошло…»
Шофёр рассудил, что седоки – люди не здешние и подумал, что им, наверное, интересно будет узнать про сибирскую глубинку. Рассказал про гуманитарную помощь Ташкенту, в связи с землетрясением. Принялся критиковать нового председателя горисполкома, который был «без опыта работы в сельском хозяйстве».
Тася молчала и с улыбкой слушала импровизированного гида.
***
…Когда они были «там», никогда не покидало чувство изгнания,
Очень хотелось домой! Мечтали узнать новости с Родины, услышать хоть слово, спеть песню на родном языке! Любое известие из Союза проглатывалась так, как изголодавшийся набрасывается на еду.
Иногда командование устраивало праздники и давало возможность прочесть письма от мамы, или передавало рисунок Юры. Почта такого рода опаздывала на несколько месяцев. Весточку предписывалось тут же уничтожить.
Мама Таси, Агафья Емельяновна, у которой воспитывался Юра, знала, что у дочери нет шансов посетить их. Поэтому контролировала каждое слово, чтобы малейшим намёком не вызвать у неё переживание или потрясение.
Случалось, что выпадала возможность пробежать глазами советские газеты. Услышать о событиях, произошедших на Родине. Европейская пропаганда рисовала жизнь в СССР сплошной разрухой, сеяла хаос и ужас.
Однажды в аэропорту в Париже, на регистрации рейса, в соседней очереди стояли хоккеисты из СССР. В открытую, они обсуждали внешность Таси, думали, что их не понимают. Тася смутилась и покраснела. Автор непристойной шутки про «сексуальную француженку, так похожую на русскую», увидел зардевшийся румянец на её лице и понял, что женщина знает русский язык. Хоккеист осёкся на полуслове. Виктор всё слышал и видел. Обнял жену и прошептал: «Рыжая, по секрету тебе скажу, что я с ними полностью согласен! Не смотри в их сторону! До них дошло, что мы русские». Тася почему-то вспомнила об этом случае, улыбнулась и посмотрела на мужа.
Их взгляды встретились. Он дотронулся до её руки, нежно сжал ладонь.
Оба с нетерпением и беспокойством ждали встречи с сыном.
***
До Александровки оставалось километров двадцать, не больше. Не доезжая развилки на Шемонаиху 8 , шофёр свернул на обочину и затормозил. Объяснил, что хочет немного передохнуть: «Привал! Родник!»
Пассажиры вышли из машины.
Берёзы собрались в хоровод и, в порывах ветра, кивали кудрявыми головами. Синицы, словно свирелью, тонко выводили музыкальные партии. Высоко в небе звенели жаворонки.
8
Шемонаиха – город в Восточно-Казахстанской области, районный центр.
Ледяная вода, прозрачная как хрусталь, обожгла, остудила, насытила свежестью и прохладой.
Здравствуй, Родина!
***
Село Александровка. МТС. Окончен рабочий день. Люди разошлись по домам. Грузовики и тракторы, как по команде, выстроились в ряд.
Проехали
– Куда дальше? – спросил водитель.
– Налево, в переулок, – ответила Тася.
Она жадно ловила взглядом всё, что видела за окном. Показалась крыша Штенцеля. 9 У ворот, опираясь на палку, в резиновых калошах, стояла бабушка Пистимея. Постарела… Ещё больше ссутулилась. В руке держала корзину, закрытую белым вафельным полотенцем. Рядом с ней вертелся босоногий мальчонка в полинялой ситцевой рубашонке. Выцветшие штаны – коротковаты. Выгоревшие волосы – растрёпаны.
9
Прозвище дома. Подробнее в книге 3 «Эффект бумеранга», автор Ольга Полтаранина.
– Юра! – выдохнула Тася, – Как вырос!
Чтобы дать пыли уйти вперёд, водитель плавно притормозил, напротив старушки в калошах. «Волга» остановилась. Как по команде, оба пассажира выпорхнули из машины. Москвич подхватил мальчишку на руки, весело крикнул: «Сынок» и подбросил его к небу. Бабушка поставила корзину на землю и в изумлении всплеснула руками – обрадовалась. На глазах у неё блестели слёзы. Сорванец, лет шести-семи, обеими ручонками обнимал приехавших. Называл их «мамой и папой». Подошли ещё две женщины. Плачут и смеются…
«…Давно не виделись… Что же это они? Вроде приличные с виду люди! Сами в столице живут, а ребёнка в этакой глуши бросили! Нехорошо!» – теряясь в догадках, рассуждал про себя таксист. Молча, с презрением он освободил багажник от сумок и чемоданов. Получил червонец и уехал.
Дома
Виктор повёл сына в баню. Парил Юрку веником. Смотрел на крепкую, ладную, загорелую фигуру мальца.
– Надолго к нам? –по-взрослому, глядя прямо в глаза отцу, спросил сын.
Виктор опешил. Отстранённостью и отчуждением, как ножом по сердцу, резанули его слова.
– Отпуск – три месяца, – ответил отец.
– А потом? – уточнил Юра. Голос у него сорвался, брызнули слёзы.
– Мне и маме вновь нужно будет уехать, – глухо произнёс Виктор. Прижал сына к груди и расцеловал в солёные глаза.
***
Сын примерял обновки. Нарядился в брюки. Родители называли толстые добротные штаны диковинным словом – «джинсы». Кроссовки Юрка, тоже видел в первый раз и сказал, что будет беречь их для походов в лес, где без обуви никак не обойтись. С удивлением рассматривал рубашку без пуговиц, с короткими рукавами. На ней были нарисованы незнакомые мультяшные фигурки. Мама назвала её спортивным словом «футболка».
Агафья Емельяновна похвалила вещи. Особенно впечатлилась джинсами. Помяла их в руках и, со вздохом, произнесла:
– Хороши штаны! Прочные! Глядишь, подольше послужат… если у костра не прожжёт…
На следующий день Юрка надел свою прежнюю одежду.
– Неужели, сынок, подарки не понравились? – удивилась Тася.
– Понравились! Только как же я во всём этом на улице покажусь? В таком здесь никто не ходит, – засомневался сын.
Решили вводить в гардероб сына новые вещи постепенно, начиная с тех, которые не бросаются в глаза.