Теория блондинок
Шрифт:
Мою безобидную игру — «Разбери парня по косточкам, пока он не начал обсуждать тебя» — прервал звонок в дверь.
— Иду! — закричала я, вскакивая с дивана слишком поспешно для женщины, только что убедившей себя, что Мэтт Джеймс ей даром не нужен.
Открываю дверь — и вот он, собственной персоной, ждет меня. Темные волосы слегка взъерошены — очень сексуально, так и хочется провести по ним рукой. (Нет, наверное, он меня неправильно поймет.) Черный костюм, шоколадная рубашка, верхняя пуговица расстегнута. Холеный профессиональный вид, в то же время не слишком чопорно. Никто
С ужасом признаюсь себе, что он ослепительно хорош. Просто неотразим. Абсолютно невозможно устоять.
— Харпер, привет, — улыбается мне Мэтт.
— Привет, — здороваюсь я.
Или только собираюсь поздороваться. Перестаралась в своем желании выглядеть невозмутимой и спокойной, и вместо приветствия вышло невнятное бульканье.
Мэтт слегка смутился, однако как ни в чем не бывало скоро опять заулыбался.
— Потрясающе выглядишь!
Под его взглядом я, как вчера в костюмерной, тут же покраснела. Ненавижу этот предательский румянец.
— Я серьезно, выглядишь просто чудесно.
— Ты тоже ничего, — ответила я.
«Ничего» — это еще мягко сказано! У меня сердце готово было из груди выскочить.
— Заходи, — наконец пригласила я, отступая на шаг, чтобы придержать дверь, и отчаянно пытаясь унять колотящееся сердце.
Мэтт снова улыбнулся и шагнул через порог, с любопытством оглядывая квартиру.
— Красиво, — кивнул он одобрительно, и я провела его через узкую прихожую в гостиную — довольно просторную, надо сказать, для манхэттенского жилища. Что ж, на триста тысяч в год можно себе кое-что позволить. — У тебя хороший вкус.
— Спасибо, — скромно улыбнулась я.
Гостиная была оформлена в светло-бежевых тонах, а одну стену Покрасили в шоколадный, чтобы добавить яркий акцент. Питер, уходя, забрал диван, поэтому я купила другой и к нему широкое кресло — мягкие, кожаные, с подушками в тон шоколадной стене. Дополняли комплект красно-коричневый тиковый столик и две тиковые тумбочки с хромированными настольными лампами, по стенам висели фотографии с видами Парижа, Венеции и Сан-Франциско — моих любимых городов. На столиках и в двух металлических журнальных подставках громоздились кипы старых номеров «Риал симпл», «Мод», «Вог», «Уайн спектейтор» и «Тайм», которые я прочитывала от корки до корки, едва вынув из почтового ящика.
Я усадила Мэтта на диван и предложила что-нибудь выпить, пока я заканчиваю собираться. Он поблагодарил и попросил не беспокоиться, он сам себе что-нибудь нальет. Я показала на барный шкафчик в углу маленькой столовой, где можно было найти водку «Грей Гус», ром «Бакарди лимон» и джин «Танкерей», а также богатый ассортимент вин, которые я выбирала в основном по названиям. Вина, как и туфли, были моей страстью, я часто не могла устоять, если видела в магазине что-то из рейтингов «Уайн спектейтор» или просто забавное название на этикетке (вино «Жирный ублюдок», например, на вкус оказалось весьма неплохим). Оставив Мэтта смешивать себе «Грей Гус» и клюквенный сок, а мне «Бакарди» и спрайт, я удалилась в ванную подкрасить губы и задержалась перед
Что я делаю? Я посмотрела прямо в глаза своему отражению. Выгляжу неплохо, пусть даже волосы сегодня наотрез отказываются укладываться и торчат непонятными вихрами. Со мной легко — я не злая, не жадная, не вредная. Но, встречаясь с парнями уже больше двадцати лет, я прекрасно знаю: определенные вещи останутся неизменными. За период, начиная с шестого класса, когда я бегала за Райаном Паттерсоном, а он прямо в лицо заявил мне, что зубрилка ему не нужна — друзья засмеют, и заканчивая данным моментом, когда каждое свидание заканчивалось паническим бегством моего кавалера, я окончательно убедилась, что никому не нужна, полюбить меня невозможно и всех мужчин Манхэттена я давно уже распугала. Наверное, зря я ненавижу Питера; наоборот, ему памятник надо поставить за то, что так долго продержался.
От таких мыслей недалеко до депрессии.
— Харпер, возьми себя в руки, — велела я своему отражению.
— Ты там что, сама с собой разговариваешь? — донесся из-за двери приглушенный голос Мэтта.
Я застыла и состроила отражению гримасу. Все, теперь он решит, что я психически больная. Хорошо у нас вечер начинается.
— Сейчас иду, — пообещала я, напоследок еще раз скорчив рожу перед зеркалом, и открыла дверь.
Мэтт меня встретил с бокалами в руках. Один из них, с прозрачной жидкостью, он отдал мне и произнес тост:
— За самого прекрасного адвоката в нашем городе!
Я послушно чокнулась, недоверчиво изогнув бровь.
— Тебе совсем не обязательно передо мной расшаркиваться, — сделав глоток, категорическим тоном заявила я.
Мэтт удивился.
— Я и не расшаркиваюсь. Я серьезно.
— Как угодно, — отрезала я, чувствуя себя полной дурой. Отпила еще мартини и увидела, что Мэтт по-прежнему смотрит на меня. — В чем дело?
Он покачал головой:
— Не понимаю, откуда это берется...
— Что берется? — нахмурилась я.
— Твоя самокритика. Совсем не веришь в себя.
— Мэтт, мы с тобой всего раза три-четыре общались. — «Здрасьте — до свидания» на вечеринке или в баре — вот и все общение, а он уже возомнил, что знает меня как облупленную. — На каком основании ты берешься судить?
Мэтт пожал плечами, и я вдруг поняла, что он не сердится и не злится. Он просто переживает за меня. Почему-то от этого стало еще хуже.
— Не обижайся, — как ни в чем не бывало извинился он. — По-моему, тебе не в чем себя упрекнуть.
— Спасибо за помощь, — сухо кивнула я. — Только к чему эти разговоры, если ты сам пришел сюда из одолжения? Или потому, что Эмми попросила? Раз уж у нее такая никому не нужная подруга, которая сама никого найти не сможет?
Спросила — и тут же пожалела. Даже я знаю золотое правило флирта (встречу с Мэттом флиртом не назовешь, но все равно): ни в коем случае не дави на жалость, не признавайся в своих неудачах. А я проболталась... С таким же успехом могла по радио объявить!
— Харпер, — Мэтт как-то странно на меня поглядел, — одолжение здесь ни при чем. Я пришел по собственному желанию. Видишь, ты опять за свое. Излишняя самокритика.