Теория доктора Пушэ
Шрифт:
Глава 3
Приближалась осень, а значит не за горами был праздник сбора урожая.
Августовский Ла Лунаса или Лугнасад вел свою историю от кельтского языческого бога Луга, который установил эту традицию в честь своей приемной матери – богини Тайльтиу. По крайне мере, так говорит нам людская молва.
В бедняцкой Гуган-Барре выпивка была едва ли не единственной отдушиной, через которую местные жители выпускали пар, кляня на чем свет стоит жестокую и несправедливую в экономическом смысле Британию и лэндлордов, разоривших
Имея в наличии достаточно неотправленного на экспорт в Англию зерна и используя его в качестве составной части алкогольного напитка, многие из сельчан занимались тем, что гнали довольно неплохой самогон из овса, ячменя, ржи и картошки. Реже из пшеницы.
Ирландский виски имеет длинную историю, тянущуюся со времен прихода на остров Святого Патрика, самого почитаемого святого в Эриу, принесшего с собой искусство дистилляции, необходимой для производства виски или «воды жизни», на местном наречии. Так рассказывают легенды.
Ирландцы всегда славились основательным подходом к приготовлению этого зернового продукта, используя тройную перегонку, в отличии от соседей шотландцев, редко выходивших за рамки первой стадии возгона сусла. Увеличивая раз разом процентность спирта, на третьей стадии шло окончательное очищение жидкости с последующем разливанием в дубовые бочки, собранные вручную.
В качестве основного компонента почти всегда брали ячмень и ячменный солод с добавлением других зерновых культур – ржа, овса, иногда – пшеницы. Виски делился на три вида: из одного сорта ячменя, из разных и смешанный.
Английские лорды, заседающие в парламенте, как могли старались нажиться на предприятиях, выпускающих ирландский виски. Были введены налоги на перегонные кубы, что, в свою очередь, привело к распространению подпольных производств. Тогда, чтобы исправить ситуацию, английский парламент скорректировал вид сборов, начав брать отчисления только за фактически произведенный спирт.
Конечно, в далекой южной деревушке Гуган-Барра не было каких-то мало-мальски серьезных заводов и даже заводиков, но народные умельцы всегда приспосабливали подручные емкости для выгонки своего, авторского напитка, который с удовольствием и употребляли.
Немаловажным фактом является то, что в деревне присутствовало свое питейное заведение, или паб, с прозаическим названием «Святой дух». Частенько, после тяжелой и выматывающей работы в сырых промозглых полях, мужчины, и иногда женщины, заходили в пивнушку, чтобы пропустить пару стаканов крепкого, бодрящего напитка и обсудить грабительскую политику ненавистных бриттов; урожай, от которого зависело выживание каждой семьи, ну и конечно, последней, и самой горячей новостью месяца был переезд в деревню некоего доктора Пушэ, как все его стали называть с легкой подачи неграмотного, но нагловатого и грубого Пипа Торренса.
Именно в этом трактире я, Эйден О`Коннерти, пятнадцатилетний мальчик впервые столкнулся с доктором Пушэ.
Как же я попал туда, в это взрослое заведение, где полагалось быть одним только
Дело в том, что у нас дома сломалась дверца у печки, на которой мама готовила ужин. Я не мог справиться с такой, пока еще непосильной для меня задачей. Отец, после тяжелой работы в поле намеревался заскочить в «Святой Дух» и обсудить с соседями надвигающуюся эпидемию водяной плесени, уже понемногу начавшей поедать листья картошки на полях сельчан, заставляя людей беспокоиться и строить всякие безумные предположения на данный счет.
– Сбегай в паб и скажи отцу, чтобы скорее возвращался. Иначе, останемся без ужина. Мать хмуро оглядывала так некстати отскочившую от жесткого основания щеколду, с десяток лет бессменно служившую в кухонном быту.
Я с удовольствием согласился, так как таинственный мир пивной был еще закрыт для меня, и с некоторых пор мне безумно хотелось узнать, что же происходит там, за плотно закрытыми дверьми, где раздаются призывные звуки веселой джиги и слышится стук тяжелых туфель, отбивающих звонкий и четкий гэльский стэп.
Когда я выбрался из нашей лачуги, уже начало понемногу темнеть, а туман, который был нередким гостем в наших краях, потихоньку тянулся из оврагов плотной густой завесой, предупреждая припозднившихся гуляк, что заблудится в этих краях плевое дело. Вот и я, будучи местным жителем и интуитивно пробираясь к пивному пабу, все равно боялся потеряться и ориентировался только на шум и музыку, доносящуюся неподалеку и привлекающую народ со всей округи, в том числе и с соседних деревушек.
Дойдя наконец до пивного заведения, я собирался потянуть за огромное медное кольцо на двери, но тут, словно прочитав мои мысли, старый кусок дерева, с натугой заскрипев, отворился, и двое гуляк, обнявшись, выпали наружу, горлопаня местную песенку, которую знали все в округе:
– Если выпьем эля мы! Эх-ха, хо! Хо-хо! Значит будем драться мы! Хо-хо, хо-хо, хо-хо!
Дальше продолжение было уже непристойным, поэтому не став слушать грязные стишки до конца, я нырнул в освещенный проем, из которого несло прокисшей капустой, подгорелым пудингом и густым духом крепкого потина – самогона, который изготавливали из солода или картофеля.
Зайдя внутрь и оглядевшись, я увидел с десяткок мужчин, знакомых и не очень, которые курили трубки, чокались деревянными кружками и пытаясь перекричать друг друга, обсуждали дела, важные и не очень. На столах, как правило, была дешевая крестьянская еда. Боксти – картофельные блины. Колканнон – картофельное пюре, перемешанное с капустой и сливочным маслом. Бармбрэк – хлеб со свежим виноградом и изюмом.
Кто-то жаловался соседу на жену, которая совсем отбилась от рук и не хочет ни работать по хозяйству, ни исполнять положенный ей супружеский долг. Другие обнявшись, пели песни, народные, хулиганские и просто веселые частушки. Кто-то с серьезным видом обсуждал надвигающуюся картофельную чуму, а кто-то просто сидел с угрюмым видом, посасывая дешевую пеньковую трубочку и обводя помещение мутным пьяным взглядом.
Конец ознакомительного фрагмента.