Теория Глупости, или Учебник Жизни для Дураков-2
Шрифт:
ОГЛАВЛЕНИЕ
Почему можно (и нужно) убивать мужей и жен — Глава 3
Что мужчина делает стоя, женщина сидя, а собачка — поднимая лапку — Глава 4
Как стать членом Думы, Совета Федерации, Совета Безопасности — Главы 5, 8
Почему проигравший получает все — Глава 3
Как воскреснуть из мертвых, способы воскресения — Главы 1, 2, 3, 4, 5, 7
Как держать себя с милиционерами — Главы 2, 3, 5, 8
Горнолыжное снаряжение — Глава 4
Как продать наркотик — Глава 7
Кто у вас родится (Психологический практикум и практические занятия в одном флаконе) — Глава 2
Как пройти тест
Правила игры в подкидного дурака — Главы 4, 9
Как создать семью — Глава 7
Почему из двух зол надо выбирать большее — Глава 3
Как стать Президентом — Глава 9
Как сочинять телесериалы — Глава 2
Как отличить петрушку от кинзы и наоборот — Глава 4
Правила поведения на рынке и в магазине — Глава 4
Почему добрая ссора лучше худого мира — Глава 6
Правила пользования презервативами — Главы 1, 8
Как снизить уровень холестерина в крови — Глава 5
Как победить ФСБ, КГБ, НКВД — Глава 8
Как избежать зависти — Глава 3
Классификация глупостей (большие, малые, средние) — Главы 1, 4, 7, 9-10
Как войти в правительственную комиссию по расследованию причин случившегося — Главы 6, 8
Как получить Госпремию или звание Народного артиста — Глава 7, 5
Виды и способы утреннего похмела — Глава 3
Как стать лауреатом Каннского фестиваля — Глава 1
Как пробиться в отряд космонавтов — Глава 5
Как выиграть в казино — Главы 3–5, 7-10
Как стать миллионером — Главы 1-10
На каком этаже взорванного дома лучше находиться — Глава 8
Правила дрессуры собак — Глава 5
ПРОЛОГ
Шли годы… Вернее, бежали… То размеренной ровной цепочкой, затылок в затылок, как сбившиеся в кучку стайеры на долгой дистанции, то быстро-быстро и вприпрыжку, с оглядкой, рывками-урывками — будто арестанты из тюрьмы…
Трудные, безумные, я бы даже сказал, непосильные для многих и многих, однако, сулящие надежду, благодатные для судеб родины. Об этом вещали с высоких трибун умные ораторы, рассуждали искушенные докладчики, толковали в газетах духовные пастыри и пахари нивы народного просвещения.
При всем огромном уважении к их интеллекту и желании согласиться с их доводами и поверить в лучшее, годы эти оказались совсем уж отчаянными лично для меня. Долгими бессонными ночами я пытался осмыслить суть и причины столь вопиющего несоответствия того, что слышал, и того, что со мной происходило, и осознавал полнейшую неспособность прийти хотя бы к малоутешительным успокоительным выводам. Ведь если я был частичкой великой державы, идущей полным ходом к счастью и благоденствию, то должен же был — пусть в малой степени — испытывать прилив оптимизма и духовный подъем? А этого почему-то не получалось. Напротив, меня снедала тоска, удручал страх, душило отчаяние. Собственно, жизни как таковой не было. Она споткнулась, остановила течение, впала в агонию и кому одновременно (если такое — с медицинской точки зрения — возможно).
Вывод. Думать я еще не умел. Этому предстояло учиться.
Да, весна, как и прежде, одаривала и манила легковерных листочками надежды.
А осень этими листочками сорила, заваливала ими улицы, мотовски сыпала напропалую, заставляя дворников
Лето изнуряло жарой и навязчивым изобилием предложений и искушений: купания в прохладной реке, сбора грибов и ягод, вариантов поехать куда-нибудь на море… Но заштрихованный дождями воздух напоминал о мнимой, бутафорской подоплеке этой сезонно недолгой роскоши, лишал благие намерения дальнейшей перспективы, подменял сладость радужных замыслов думой о практической их невыполнимости в условиях истаивающего тепла, нестойкого материального достатка и реального отсутствия плюрализма личных возможностей…..
Зима сурово примораживала остатки иллюзий.
И все же порой меня охватывало странное, почти шизофреническое чувство правильности происходящего. Логичности творящегося. Разумности свершаемого. Я начинал верить в будущее. Хотя оставался — я это отчетливо ощущал — внутри прахом идущего настоящего.
Со мной случались приступы онормаливания. Хотелось покупать вещи, набивать ими квартиру, обустраиваться так, будто собираюсь вековать-обывать предолго и бессрочно. Это были счастливые моменты: я забывал, что можно износить не так уж много костюмов, прочитать лишь определенное количество книг, а потом — придется оставить и покинуть все с таким трудом и воодушевлением собранное…
Я терялся в догадках. Негодовал на себя. Старался рассуждать здраво. Даже вычерчивал и анализировал параболы и амплитуды своих настроений. Пугался: не грозит ли примиряющая с действительностью защитная реакция организма началом раздвоения моей и без того постоянно противоречащей самой себе личности?
Почему, почему мне было неуютно — на фоне все ускоряющей брожение и пестрящей разнообразием карнавальной веселости и вакханалии череды дней? Если мелодия бытия разыгрывалась по законам классической партитуры и правилам нотной грамоты — откуда врывались в стройные ее созвучия аккорды какофонии и диссонансной фальши?
Внезапно и с большим опозданием я очнулся и прозрел, обнаружив: в сумбуре солнечно-пасмурных превращений мне мучительно не хватает, до кислородного голодания не достает незаменимого компонента и элемента — Маркофьева! Без него, светоча и кумира, героя и победителя, философа и ученого, поэта и композитора, танцора и певца мое пребывание в подлунном мире стало пропащим, неполным, никчемным. Пустым и пресным. Недосоленным, недоперченным, недоваренным — как приготовленное неумелой хозяйкой блюдо. Он, царь и бог, богач и бедняк, мудрец и провидец, футболист и хоккеист — привносил в мою пустопорожнюю тягомотную биографию подобие смысла, сообщал мыслишкам вселенский масштаб и космический размах… Без него я был не я. А отторгнутая от гумуса корневая система или, напротив, почва, на которой ничего не произрастает.
Ах, как ярко, насыщенно, лихо мы жили в эпоху расцвета нашей дружбы и воплощения маркофьевских начинаний и свершений — в науке, культуре, общественных сферах и подвижничестве на благо масс… Как много успели осуществить, внедрить, претворить… И сколько еще роилось в наших мозгах планов… Увы… Неумолимое течение реки времен и населяющие ее бобры-обстоятельства разлучили тех, кого, казалось, невозможно разъединить. Устраивая запруду за запрудой, громоздя один барьер над другим, исподволь влияя на развитие событий, — развели нас по разные стороны плотин и мостов…