Теория Хайма
Шрифт:
Он стал последней каплей.
Вот чего он добивался, не так ли? Тогда какого же дьявола он онемел и заткнулся? Он же хотел увидеть именно это. Ее отчаянье, страх, боль, он хотел насладиться ее ужасом, перед наступающей гибелью. Он хотел увидеть в этих чистых, светящихся жизнью, глубоких глазах, широко смотрящих на мир, осознание того, что будущего не будет. Что мир будет жить и смеяться, а она нет. Что все будут жить, а ее уже не будет. Он ведь хотел заглянуть в них и увидеть смерть…
Боги, а ведь если бы причиной ее страданий был не он,
Почему она должна была пережить эту боль, чтобы он понял? Называя ее бестолковой и глупой, он сам был последним идиотом.
— Ким… — Ох, ты ж неуклюжий сукин сын. Он никогда никого не утешал.
— П-прости… как глупо… — дрожь ее голоса больно хлестнула. И почему она постоянно извиняется?! — Я не хотела… я мало п-плачу… на самом деле. Это п-просто… у меня была… тяжелая неделя… и та, что была перед ней… это… сейчас пройдет…
И она вновь потушила всхлип подушкой, вцепившись в нее до побелевших костяшек. И «это» не проходило. А он молчал, как последний придурок, слушая то, чего так добивался…
— Ким, не надо. — Довольно трудно перейти от приказного тона к просящему. — Я… черт, я… это твое дело, мне все равно, что ты там думаешь и хочешь. И меня совершенно не волнует твой… тот твой мужчина. — Ее рыдания совершенно не уменьшились, скорее наоборот. О, женщины. Он чувствовал себя так, словно пытается на ощупь найти нужную дверь с закрытыми глазами. — Знаешь, я все еще думаю, что ты чокнутая, но я нахожу это довольно… удивительным. — О боги, ну что ему сделать, чтобы она перестала рвать ему душу этими всхлипами? — Ким, прекрати рыдать! Пожалуйста…
Она бы с радостью. Вот только не выходит!
Чувствуя себя последней дурой, Ким пыталась бороться с истерикой, подчистую ей проигрывая. Словно весь страх и безысходность, скопившись в ее душе за все это время, выбрали именно этот момент, чтобы пролиться рыданиями. Боже, она скоро умрет! Тот, кто ей не безразличен ее ненавидит. Ее сестра нашла свою любовь, и ради этой любви готова уничтожить мир. А она… раньше, думая о будущем, она не испытывала страха и отчаянья. Казалось, все впереди, и еще так много ждет ее, совсем еще молодую. А теперь оказалось, что она уже прошла всю свою жизнь. Это конец. Даже не вериться, земной шар будет вращаться без нее, время не остановиться с ее смертью. Никто и не заметит ее исчезновения.
Встревожено ахнув, Ким распахнула глаза, когда крепкие мужские руки подняли ее с кровати. Девушка даже не поняла, как оказалась на чужих коленях, в колыбели сильных рук, прижимающих ее к широкой груди, как малого ребенка.
— Не плачь, Ким. Оно того не стоит. — Шептал мужчина, осторожно прижимая ее к себе. — Просто ты выбрала объектом своего интереса совсем не того мужчину. Я умею причинять лишь боль, только страдания, но я не хочу, чтобы это была ты. Ты просто… хм… ты что-то делаешь со мной и мне это… это не привычно. Я никогда не… чувствовал себя таким…
— Каким? —
— Просто таким. — Пробормотал Реиган стараясь не смотреть на нее, явно чувствуя себя не самым лучшим образом. И все же он добился своего, она больше не рыдала, сосредоточенно, удивленно в него всматриваясь. — Но сейчас я чувствую себя последним критином.
— Прости…
— И я не тот, кто заслуживает твои «прости» и «спасибо».
— Но сейчас со мной именно ты. И ты… так здорово успокаиваешь. — Девушка осторожно прижалась к нему, обвивая руками. — Спасибо.
— Глупая, взывать к твоему разуму, кажется, бесполезно. Я сдаюсь.
— О… это твое первое поражение?
— Нет… второе, но все равно тебе.
— Ри. — Усмехнулась Ким, закрывая глаза, чувствуя блаженную усталость. — Можно я… посплю вот так? Не уходи, ладно?
— Я бы никуда не пошел, даже если бы захотел. — Ответил бормотанием, в котором слышались нотки отчаянья, мужчина, прислоняясь спиной к изголовью кровати, облокачиваясь на подушку. — Спи, Ким.
— Мне нравится то, как звучит мое имя… у тебя это получается… волшебно.
«Волшебно», усмехнулся про себя Реиган, смотря на засыпающую женщину. Подумать только, она сказала «волшебно».
Она проснулась поздно, и об этом говорили не только часы, стоящие на прикроватной тумбе, об этом пело все отдохнувшее тело, ноющее блаженной истомой. Вот что ей нужно было все это время — здоровый, многочасовой сон, в котором не было место волнениям и страхам. И это странно, если учесть с кем на этот раз она делила свою кровать… буквально (ах, как жаль).
Не успев еще стряхнуть сон со своих ресниц и блаженной улыбки, Ким запустила руки под подушку. Вот оно — пробуждение с любимым (пусть он и не отвечает взаимностью) мужчиной под боком.
Ее радость, однако, была преждевременной: не ощущая кожей чужого тепла, девушка через пару мгновений резко повернулась, натыкаясь взглядом на холодную, безразличную стену.
Никого.
Приподнявшись на локте, Ким нахмуренно осмотрелась.
Никого.
Ее квартира не очень радостно и воодушевленно приветствовала ее пустотой и хмуростью осеннего дня, заглядывающего сюда через окно. Ох, нет, это же не могло быть сном?
От резкого подъема в глазах еще долго бродили черные точки, но ей нужно было убедиться.
Никакого намека на присутствие мужчины в этой квартире не было обнаружено, потому Ким остановилась в коридоре, пытаясь разобраться со своей растерянностью. Вопрос «радоваться ей или плакать» оставил серьезный отпечаток задумчивости на лице, влажный блеск в глазах и горькую улыбку на губах.
Еще с минуту побродив по своей однушке, Ким скрылась в душе, все еще не веря тому, что мужчина мог просто так уйти. Может, он действительно сжалился над ней и решил оставить здесь… Но тогда ей следует радоваться и праздновать победу. Отчего тогда она чувствует себя проигравшей, а еще… брошенной?