Теория и история политических институтов
Шрифт:
Вождества стали первыми политическими объединениями, которые ввели ренту, дань и налоги, способствуя тем самым концентрации богатств в руках правящего меньшинства. «Опираясь на силу или угрозу применения силы, вождества были в состоянии ввести иерархию вместо равенства, постоянную власть вместо временного лидерства, обложение вместо получения более или менее добровольных подношений и правосудие, часто усиленное жестокими наказаниями… Вдобавок к участию вождей и их подчиненных в обычных актах кровной мести, набегах и рейдах, приносящих добычу, вождества принесли такие явления, как завоевания, покорение земель и господство одной группы над другой» [Там же, с. 29]. Серьезным историческим дефектом вождеств как политических объединений была их недолговечность: соперничество многочисленных кандидатов на престол, постоянно возникавшие после смерти вождей внутренние войны, стремление наместников к отделению, угрозы вторжения соседей и завоевателей значительно
Даваемые ван Кревельдом характеристики вождеств свидетельствуют о том, что они содержат основные элементы, обеспечившие трансформацию некоторых из них в более сложные политические структуры. «Раннее государство, как и протогосударство-чифдом, – лишь переходные этапы единого общего процесса становления государства… Подавляющее большинство известных истории докапиталистических структур далее этого этапа в своем развитии не шло… в немалом количестве случаев история фиксирует цикличное и даже регрессивное политическое развитие, результатом которого было возвращение более развитых структур к их более примитивным модификациям» [Васильев, 1983, с. 50]. В древности длительное время вождества могли с успехом выступать постоянными соперниками самых могущественных государств, включая Рим. Например, галльские и британские племена долгое время сопротивлялись римской агрессии. Окончательно завоевать Галлию удалось благодаря военному гению Гая Юлия Цезаря, а Британию римлянам удалось частично покорить только в эпоху империи, но для этого им потребовалось прибегнуть к геноциду и тактике «выжженной земли».
Приведенные выше доводы связаны с особой ситуацией отражения агрессии. Они не подтверждают правомерность гипотезы немецкого социолога Ф. Оппенгеймера, стремившегося в начале ХХ в. доказать, что именно война способствовала формированию вождеств. В современной науке превалирует точка зрения, что особая, стимулирующая роль войн (особенно завоевательных) проявляет себя уже в период формирования ранних государств. На стадии формирования чифдом военные действия играли скорее вспомогательную роль, а «основа… сводилась к соперничеству лидеров более или менее мирными средствами. Истоки такого соперничества, восходившие… к жажде престижа, авторитета, были своего рода психологическо-поведенческим стереотипом, опиравшимся на престижную экономику с ее реципрокными раздачами и централизованной редистрибуцией. Отдавая, лидер получал; получая, стремился ко все большему, для чего нужно было опять-таки суметь много отдать. Но где это взять?» [Васильев, 1983, с. 51].
Именно вождества впервые весьма наглядно демонстрируют тенденцию, которая проявится на государственной стадии развития. Т. Веблен писал о ней в работе «Теория праздного класса»: «Материальное потребление дает силу стимулу, от которого неизменными образом происходит накопление… Обладание богатством наделяет человека почетом, почет выделяет людей и делает их объектом зависти» [Веблен, 1984, с. 76]. Тенденция подтверждает и гипотезу французского философа Ж. Бодрийяра, выдвинутую в работе «К критике политической экономии знака»: «Дело в том, что сам труд появился в качестве производительной силы лишь тогда, когда социальный порядок (структура привилегий и господства) стал нуждаться в нем для собственного выживания, не имея более возможности подкрепляться только лишь властью, основанной на личных иерархических отношениях. Эксплуатация посредством труда – это вынужденный шаг социального порядка… если бы для порядка производства существовало какое-нибудь средство обеспечить выживание индивида в предыдущей форме, т. е. форме грубой эксплуатации, никогда никакие потребности не появились бы» [Бодрийяр, 2007, с. 100].
Политические и экономические предпосылки, сформировавшие характерный для чифдом потестарный комплекс, делали неизбежными и соответствующий «идеологический сдвиг», проявившийся в сакрализации власти племенных вождей, в развитии мифа о высшем покровительстве сверхъестественных сил, который по своим параметрам почти вплотную приближался к «официальной идеологии» практически всех государств древности – от Шумера до императорского Рима, включая элементы патримониального мифа о «государстве как воспитателе» (Der Staat als Erzieher), обстоятельно исследованного Э. Фроммом в начале 1930-х гг. Возникает новая ситуация, когда, по выражению французского социолога П. Бурдье, «официальный представитель группы является ее субститутом» [Бурдье, 2005, с. 86]. В дальнейшем «в целях борьбы за монополию легитимного идеологического производства» вожди, превратившись в полновластных царей, будут опираться на замкнутые корпорации жрецов, представлявших собой своеобразный «корпус специализированных производителей религиозного дискурса и мифов» [Там же, с. 93].
1.2. Исторические формы государства: современные типологии и направления развития
Формирование ранних государств охватывает несколько тысячелетий. За этот период на Древнем Востоке
На Древнем Востоке раннее государство – это «многоступенчатая иерархическая политическая структура, основанная на клановых и внеклановых связях, знакомая со специализацией производственной и административной деятельности. Главные функции такого государства – централизованное управление крупным территориально-административным комплексом с этнически гетерогенным населением, расширение территории за счет военных захватов, обеспечение благосостояния общества и престижного потребления привилегированных верхов за счет ренты-налога с производителей, дани с зависимых соседей. Раннее государство хорошо знакомо с урбанизацией и монументальными сооружениями, осуществляемыми населением в счет общественных работ, которые, как и все отношения между верхами и низами, основаны на принципах реципрокности и редистрибуции, рассматриваются как закономерный обмен деятельностью и легитимизируются общепризнанной религиозно-идеологической доктриной» [Васильев, 1991, с. 75].
Обычно считалось, что основной путь формирования раннего государства проходит через трансформацию вождеств без каких-либо промежуточных и вариативных государственных форм. В последние годы некоторые исследователи такой подход объявили «однолинейным» и высказали предположение о том, что в различные эпохи можно выявить существенное количество безгосударственных обществ, не уступавших ранним государствам в территориальном и демографическом плане, превосходивших многие чифдом в отношении социокультурной и политической сложности, но не перешедших на государственную ступень существования (племена эдуев, арвернов и гельветов до Цезаря, Исландия в XI в. н. э. и др.).
Российский историк Л. Е. Гринин, предлагая называть такие социальные образования аналогами раннего государства, открыто подверг сомнению принцип «безальтернативности» развития «постпримитивных» обществ [Grinin, 2007, p. 90]. Оценить эти гипотезы сложно, поскольку их создатели отвергают возможность возникновения разнообразных исторических ситуаций («тупиковый вариант развития», «перманентная стагнация», «внешнеполитические влияния» и др.). Трансформация догосударственных обществ в ту или иную разновидность раннего государства является магистральной, а потому, на наш взгляд, авторам альтернативных гипотез вряд ли удастся доказать, что на нее могли существенно влиять исторические аномалии и другие проявления «девиантного развития».
Особое внимание многих специалистов-востоковедов привлекало государство, получившее официальное название «Царства Шумера и Аккада». Основы этого государства были заложены основателем III династии Ура в конце III тысячелетия до н. э. царем Ур-Намму (2111–2094 гг.). Как отмечал И. М. Дьяконов, именно этот царь и его наследник Шульги (2093–2046 гг.) «создали классическое, наиболее типичное древневосточное деспотическое и бюрократическое государство» [Дьяконов, 1983, с. 71].
В пределах царства, объединившего значительную часть Месопотамии, все храмовые и правительственные хозяйства были слиты в одно унифицированное государственное хозяйство. Все работники (илоты) назывались в нем гурушами – молодцами, а работницы – нгеме, т. е. просто рабынями. Земледельцы (численностью от полумиллиона до миллиона) были сведены в отряды, а ремесленники – в обширные мастерские. Работая от зари до зари, они получали скудный продовольственный паек и немного шерсти. Любой отряд, включая подростков, мог перебрасываться на другую работу и в другой город. Несмотря на дошедшую до наших дней гигантскую отчетность (около 100 тыс. документов), ведомости на постоянные выдачи пайка детям не сохранились. Вероятно, матери должны были сами их содержать. Но гуруши и нгеме семей, видимо, не имели, и рабочая сила пополнялась главным образом за счет захвата пленных. Иной раз угнанных людей, особенно женщин и детей, подолгу содержали в лагерях, где многие из них погибали. Квалифицированные ремесленники, административные служащие и воины тоже содержались на пайке, хотя и большем по сравнению с гурушами, с учетом необходимости кормить семью. Служебные наделы в пользование выдавались администрацией крайне неохотно.