Теория Игры
Шрифт:
— Если дадите ознакомиться с учебником хоть на час, то да. — Никита кивнул. — Я смог достать только за четвёртый, и седьмой класс.
— Год крещения Руси?
— Если верить хроникам — девятьсот восемьдесят восьмой.
— А, например, дата смерти Павла Первого?
— 24 марта 1801 года. Сорок шесть лет.
— Господи, Валентин Георгиевич, какого рожна вам ещё нужно от парня? — Историчка покачала головой. Ну видно же, что золотая голова.
— Эх! — Директор покачал головой. — давайте его хоть в «Б» класс. Сами знаете кто у нас в «А».
— Хотите я позвоню Петру Александровичу? — Спокойно
— А зачем это? — Никита опешил. — это же больно, наверное, да и неприятно наверняка.
— Ну, некоторых это не останавливает. — Сухо произнесла преподаватель истории. — Парочку таких любителей даже перевели в другую школу, через ИДН. Скандал громыхнул до небес. Тем более что папа одного из мальчиков работал в Мосгорторге. Но не торговому генералу тягаться с генералом партийным. — женщина вздохнула, и окинув взглядом одежду Никиты, добавила: — Но с одеждой нужно что-то сделать.
— Это в планах. — парень кивнул. — Не самый тривиальный способ решения, но полагаю у меня всё получится.
Нетривиальность способа заключалась в том, что Никита, получив зарплату вместе с премией, зашёл к директору магазина.
Номерной гастроном имел среди жителей название «Красный магазин», за идеальный порядок, и заслуженного директора, пережившего уже столько заведующих городскими и районными торгами, что не боялся совершенно ничего. И когда в самые напряжённые летние месяцы появился непьющий и ответственный работник, директор недрогнувшей рукой устроил его на полную ставку, выписав премию в размере ещё двух окладов, так как парень работал за троих.
Олег Геннадьевич Кульчинский, увидев на пороге мальчишку, принятого недавно грузчиком, и честно отработавшего полный месяц, приветливо качнул головой.
— Садись. С чем прибыл?
— Совет нужен, Олег Геннадьевич. — Никита присел на край стула. — Я в школу пойду в сентябре. А с одеждой у меня полный швах. Нужно что-то приличное, и недорогое. Но в кооперативных магазинах только дорогое, а в государственных лишь неприличное. Может что-то посоветуете?
— Ты хороший парень, Никита. — Директор без улыбки кивнул. — Без звука оставался на ночную разгрузку, подменял сторожа, и ни разу не попросил ни премии, ни надбавки. Июнь — июль самые тяжелые месяцы, у нас с грузчиками, потому что никто не хочет работать летом. А ты, пахал за двоих, а то и за троих. Так что ты помог нам, а мы поможем тебе.
Директор пододвинул к себе телефон, и достав из бокового кармана пиджака толстую записную книжку, полистал её, и найдя нужного человека, набрал номер.
— Шурочка, здравствуй моё солнышко… Да, конечно буду. Ты же знаешь, что мы с твоим папой пережили. Так что я в первых рядах. Но слушай. Я тебе что звоню. Есть у меня мальчишка один. Ну вот выручил он меня эти летом, очень — очень сильно. А у него ну вид словно у бомжа с вокзала. А мальчику в сентябре в школу. Да, ещё. Там такая история, в общем нет у него ни мамы, ни папы. Только сестричка, а она студентка. Ну какие там деньги у студентов ты знаешь. Я ему конечно подкину ещё, но ты уж малыша
— Это дочь моего старого друга, Александра Игнатова. Я уверен, что она решит все твои затруднения. И вот ещё. — Директор обернулся к сейфу, и не глядя вытащил несколько полусотенных купюр. Вот тебе в качестве премии, от меня лично.
Даже в Москве, в семидесятых, народ одевался во что горазд, от модных вещей прямо от парижских кутюрье, до продукции мухосранской артели «Красное чучело». Так что Никита в своих штанах, застиранных до потери цвета, выгоревшей на солнце отцовской рубахе, и стоптанных сандалиях, не выглядел белой вороной. Наоборот, на фоне вечно спешащих москвичей, он совершенно терялся, сливаясь с пейзажем.
Дом в глубине Бульварного Кольца, помнивший ещё купца второй гильдии Сашку Елманова, щеголял свежим ремонтом, и огромными сверкающими полукруглыми стёклами в высоких рамах.
На первом этаже находился магазин для художников с красками, кистями и прочими необходимыми вещами, а выше этажом начинались квартиры, на дверях которых не имелось даже номеров.
В одну из них и постучался Никита, сверившись с адресом и планом.
— Иду, иду. — Тяжёлая дверь, усиленная стальным листом, плавно отворилась, и Никита увидел молодую женщину лет тридцати, одетую в лёгкий шёлковый костюм кремового цвета, туфельки кофе с молоком, и яркий алый платочек повязанный на шее.
— О! — Женщина улыбнулась абсолютно ровными белоснежными зубами, и покачала головой. — Всё ещё хуже, чем я предполагала. — Она кивнула головой приглашая пройти следом, и пошла вдоль широкого коридора.
— Значит так. Одевать тебя будем в типаж «сын оборонного директора». Скромно, неброско, но стильно и со вкусом. Душ, когда принимал? — Она распахнула двустворчатые двери в огромную комнату, где почти все стены занимали шкафы с зеркальными створками.
— Три часа назад.
— Хорошо. — Без улыбки кивнув Никите, женщина отошла на несколько шагов назад, чтобы оценить фигуру. — Раздевайся до трусов, и кидай свои тряпки в угол.
Она ещё отшагнула, оценивая фигуру подростка, и почувствовала, как неприятно пересыхает в горле, глядя на свитое из жил и мышц тело.
— Трусы тоже снимай. — Она вышла и зайдя в комнату, подала Никите упаковку трусов Юго Босс. — Да не смотрю я.
Никита никак не прокомментировал, сняв изрядно поношенные семейные трусы и натянув белоснежное боссовское бельё.
— Н-да. — Александра покачала головой оценивая идеальную стать парня, и одёрнув себя подошла к шкафу, и достала рубашку и костюм песочного цвета, подав Никите. — Надевай.
Почти три часа женщина мучала его, примеряя разные вещи, надеясь, что рано или поздно тот устанет, но Никита стойко держался, и наконец последняя вещь легла на кучу на полу.
— Так, поскольку за тебя попросил сам Кульчинский, у тебя пятидесятипроцентная скидка, и всё это, тебе обойдётся в двести пятьдесят рублей. — И глядя как Никита достаёт из кармана деньги, сжала его кисть своими пальцами бывшей чемпионки Москвы по теннису. — Но у меня странно-игривое настроение. Хочется тебе это всё подарить.