Теория невероятности
Шрифт:
Внутри поэмы этот же отрывок приобретает иное, актуальное на тот момент остросоциальное звучание. Наступающая со звуками скрипки весна – здесь не просто обновление природы, она открывает новую эпоху для всей страны, а в самих звуках скрипки слышится гимн свободы. Свобода теперь – наивысшая ценность, непреложный закон, а «диктат искусства – единственно приемлемый диктат».
Переживший в детском возрасте фашистскую оккупацию, Вячеслав Назаров не мог не коснуться в своём творчестве и военной тематики. Тексты о войне собраны в раздел «Он встал охраною бессонной, приняв бессмертье как приказ».
В 1941 году шестилетнему Вячеславу пришлось остаться вместе с матерью в деревне Желябуга Орловской области, т. к. из-за болезни матери Анны Михайловны семья Назаровых не смогла эвакуироваться с захваченной фашистами территории. Его отец, Алексей Иванович Назаров, в это
«Я до сих пор по ночам просыпаюсь от лая овчарок, которых натравили однажды на меня пьяные эсэсовцы, – писал Вячеслав Назаров в своей автобиографии. – И сейчас иногда в сгорбленном дереве мне чудится виселица, а в стуке дождя – пулемётные очереди. Русский полицай стрелял в меня, а немец-шофёр спас от пули. Мне было шесть лет, и я учил взрослую науку ненависти и любви, не знающую ни полумер, ни полутонов».
Может быть, поэтому и в поэзии, и в прозе у него так сильна антимилитаристская линия. В стихотворениях «Листопад», «ФРГ», «1962», «Вьетнам», «Жёлтый утёнок» автор противопоставляет два мира: родной дом, в котором «милый тёплый май», «звёзды сонной дали», озорное лицо «той, что ждёт на земле» – и суровое военное время, его горящие города, «чёрное небо», «ад свинца и смерти». Он оттеняет хрупкость одного мира тяжёлой солдатской поступью другого, чтобы донести до читателя простую мысль: как бы ни было тяжело, крайне важно сохранить в себе человеческое, пронести его «сквозь дым, сквозь кровь, сквозь безнадёжность к солнцу»; это, пожалуй, единственный способ выжить и остаться человеком «у самого края ада».
Конец ознакомительного фрагмента.