Теория описавшегося мальчика
Шрифт:
— Да, — твердо заявил Ислам, хоть ровным счетом ничего не понял.
— Вот и молодец, что понял, — похвалил его старик.
Они посидели до полудня, погрелись на солнышке, а потом, собрав пожитки, двинулись в сторону солнца.
Ислам думал о дорогах. Разве две дороги в этом мире? Вон их сколько! И как угадать, на какой из них медведь?.. А потом мальчик вдруг испугался, да так, что кишки свело.
— Деда, я умру? — Старик замедлил шаг. — Сколько людей и животных умерло на наших
— Нет, ты никогда не умрешь! — твердо ответил дед.
— А ты умрешь?
— А я умру.
— А все остальные? Они…
— Они тоже умрут.
— Я особенный? — сделал вывод Ислам. — Даже пророк умер!
— Нет, Ислам, ты не особенный. Ты такой же, как все.
— Как же так! Если все умрут, а я нет?!
— Я не могу тебе этого объяснить. Это тяжело. Вырастешь, может быть, поймешь, может, нет.
— И скоро ты умрешь?
— Скоро.
— Разве кто-то знает, близок ли, далек его конец?
— Нет, — ответил дед. — Но у человека есть предчувствие.
Ислам сейчас узнал столько новых слов, что про предчувствие спрашивать не стал. Он почему-то злился на деда, а потому пустил в пространство небольшую огненную струю. Деду ожгло ягодицы, он разозлился и, скинув внука с плеч долой, определил:
— Сам теперь ходи по земле. Своими ногами! Отстанешь — пеняй на себя, антиматерия!
Через неделю деду наконец удалось убить человека. Жертва в зеленой одежде стояла на верху горы и то и дело оглядывалась вокруг.
Старик целый час подкрадывался к человеку, шел на носочках, как балерина на пуантах, а когда надо — полз между камней искусной змеей. Ислам с восторгом смотрел на старика и учился, перенимая жизненный опыт.
А потом дед вскочил, выхватил свой кривой нож и перерезал человеку горло. Хлынуло на всю округу кровавым закатом. Последний взгляд жертвы был удивленным, а еще через мгновение можно было фиксировать время смерти. Схватив мертвое тело за ноги, старик приволок труп к подножию горы и радовался как ребенок, когда рассмотрел захваченное ружье. Оно было не такое, как старое, выглядело внушительно и имело какую-то штуку, прикрепленную к стволу.
— Оптический прицел, — объяснил дед непонимающему Исламу. — Иди посмотри.
Ислам заглянул в окуляр и увидел чудо. Гора Пхиба придвинулась к нему и стала виднее в три раза лучше. На ней паслась чья-та отара.
— Чудо, — с восторгом прошептал мальчик.
Дед забрал винтовку и пообещал, что теперь у них будет вдоволь мяса и жизнь наладится. Тем более карманы убиенного просыпались достаточным количеством патронов.
Сняв напоследок одежду с мертвеца, они отправились своим путем, забираясь все выше в горы…
Первое время Ислам ныл, что дорога натирает ему
Теперь дед не совершал промахов вовсе.
Щелк! — произнесла винтовка. Щелк! — повторила она.
У них завелся достаток мяса от охоты и всяких вещичек от подстреленных людей.
Старик обменивал в кишлаках избытки на муку, соль и другие необходимые вещи. А в последний раз ему удалось выторговать кусок мыла, завернутый в журнальный лист.
Дед мыл внука под холоднющим ручьем, падающим откуда-то с небес. Намыливал лысую мальчишескую голову, а когда Ислам заорал: «В глаза попало! Щиплет!!!» — велел терпеть:
— Парень ты или девка!
Потом дед и себя помыл. Ислам до этого времени никогда не видел его голым. Смотрел на старика и удивлялся.
— Наверное, ты не мой дед, — сделал вывод.
— Почему же это?
— У тебя кожа серая, а у меня розовая. — Дед улыбнулся, полоща в горных струях белую бороду. — У тебя на пузе складки, а у меня оно круглое. Так ты не мой дед?
— Твой, — успокоил старик внука. — Просто я старый, а ты молодой. У тебя кровь бежит быстрее, вот ты и розовый, а у меня медленно, потому кожа у меня серая. Я твой дед, не сомневайся.
— А где ты меня взял? — поинтересовался Ислам.
— Ты родился и стал моим внуком.
— А ты тоже родился?
— И я родился.
— Почему же ты мой дед, а не наоборот?
— Может, и наоборот, я твой внук, а ты мой дед.
Произнося эти слова, дед вовсе не шутил. Ислам всегда знал, когда старик шутит над ним.
— Почему тогда ты меня не уважаешь так, как я тебя уважаю?
Дед выжал бороду, вышел на сухое место, встал на колени и поклонился в самые ноги Исламу:
— Уважаю.
Ислам почему-то заплакал. Слезы потекли из глаз полноводно, как ручьи. Он бросился к деду, обнял старика за шею крепко-крепко и зашептал вдохновенно:
— Я люблю тебя, дедушка! Ты мой любимый дедушка!
Дед тоже чуть было не прослезился в ответ, но сдержался. Гладил внука по мокрой голове и приговаривал:
— И я люблю тебя, Ислам! Очень!
Так, переполненные любовью, обнимаясь, они простояли несколько минут, стар и млад, но оба были мужчинами, а потому дух победил сердечные чувства, и оба тотчас принялись готовить обед.
Пока козлиная печень доходила до кондиции, источая несравненный аромат, Ислам расправил журнальный лист, в который был ранее завернут кусок мыла, и спросил, что это за железная птица изображена на картинке.
— Это самолет, — ответил дед.
— Что такое самолет?