Теория страсти
Шрифт:
Джейн поставила чашку на стол и впилась в Карлу пронзительными голубыми очами.
— С этого места поподробнее, сестренка. Как это она не приехала?
— Она должна была приехать в прошлый понедельник. Шон очень нервничал, был сам не свой, а потом все мне рассказал. И тогда мы решили уехать. Просто уехать, не влезать в чужую жизнь. Шон переживал, что вы будете расстраиваться, но я сказала, что вы все поймете. Так лучше. Нельзя научить жить, обманывая. Нельзя придумать сценарий жизни. Жизнь, любовь, страсть не терпят теории.
Джейн поспешно замахала рукой.
— Признаю свою
— Нет.
— В понедельник?
— И во вторник, и в среду. А в четверг мы улетели с острова.
— Минуточку. А поженились вы…
— Тоже в четверг. В Майами.
— Так. Значит, до четверга она так и не появилась.
Распахнулась дверь, и на пороге вырос загорелый, могучий Шон. При виде Джейн на его лице расцвела улыбка, которая тут же увяла, сменившись тревожным и вопросительным выражением. Его можно было понять. Красавица-сестра сидела на диване, грозно сдвинув брови, и что-то бормотала себе под нос.
— Дженни, ты приехала…
— Отстань. То есть нет. Не отстань. Ты что-нибудь говорил Босуорту?
— Нет… Дженни, я долго думал и решил… мы с Карлой решили…
— Карла мне уже все рассказала, не путай меня, ради Бога.
— Ты не сердишься?
— На кого? На тебя? С чего бы?
— Ну… за все…
Джейн неожиданно улыбнулась, и в комнате сразу стало светлее.
— Уверяю тебя, сердиться тут не на что. Ты ухитрился разом решить все мои личные проблемы. Я переживала за тебя, паршивец, гадала, когда и с кем ты закончишь свои холостяцкие годы, как мне тебя женить — а ты одним махом со всем покончил.
Карла встала рядом с Шоном.
— Джейн, вы…
Старшая сестра встала, подошла к молодоженам и крепко обняла Карлу, а Шона щелкнула по носу.
— Я должна ответственно заявить вам следующее. Вы — молодцы. Тебе повезло с выбором, мальчик. Теперь я за тебя спокойна. Карла, добро пожаловать в семью — и не сердись на глупую старую тетку.
— Дженни…
— Все хорошо. Все правильно. Кроме одного. Где наша Констанция, вот что я хотела бы знать.
В понедельник страсти более-менее улеглись. Джейн Смит и профессор Малколм дозвонились Босуорту, и тот, несколько запинаясь, сообщил им, что мисс Шелтон в данный момент на пляже и подойти к телефону не может, но в остальном все в порядке. Джейн шипела на ухо профессору, чтобы он спросил Босуорта, когда мисс Шелтон прибыла на остров, но профессор делал большие глаза и отпихивал Джейн от телефона. Закончив разговор, он с упреком взглянул на Джейн.
— С какой стати я должен спрашивать его об этом, Джейн? Она нашлась, она на пляже, работает…
— На пляже?
— Она? А что еще она может делать на пляже? Только работать. Собирать материал. Джейн, дорогая моя, ну давайте покончим с этой историей. Я и так весь на нервах. В конечном итоге мы действительно погорячились. Взялись играть в добрых фей, вмешались в чужие судьбы. Хорошо еще, что ваш брат оказался на высоте. Утешайтесь тем, что у вас хорошая невестка. Ведь хорошая?
— Отличная. Но Констанция…
— Констанция проводит каникулы на Багамских островах. Это уже хорошо, учитывая,
— Док, вы философ. Так что, оставим ее в покое?
— Конечно. У нас масса дел, Джейн. Займемся ими.
— Ладно. Но согласитесь, задумано было неплохо.
— Вы авантюристка, миссис Смит.
— Вы тоже, профессор Малколм.
Над Багамами царила райская погода. По ночам гремели цикады, утром в окна вливался аромат тропических цветов, дни были солнечными и ясными.
Конни окрепла, пришла в себя — и с головой кинулась в омут под названием «любовь». Они с Диком не расставались ни на минуту, ходили, держась за руки, засыпали вместе и просыпались вместе, купались, загорали, словом, были абсолютно счастливы. Старик Босуорт умиленно вздыхал, глядя на них, и думал про себя, что ни за что не принял бы эту милую девушку за психолога, а этого симпатичного паренька — за хулигана. Он был страшно рад, что смог оказать услугу профессору Малколму, и заботился о Конни, как о родной дочери.
Девушка оттаивала и расцветала на глазах. Прежняя Констанция Шелтон, худая неловкая девица в очках, с каждым днем отдалялась все больше и больше. Бутон раскрывался, являя миру новый цветок по имени Конни…
Любовь к Дику переполняла ее, девушка купалась в этой любви, пила ее, словно наверстывая упущенное время, и молодой человек не уставал удивляться тому, какой страстной и одновременно невинной была его Конни.
Сам Дик тоже изменился. Нет, он оставался язвительным насмешником, он по-прежнему умел делать все на свете, он рассказывал о своих скитаниях по свету и помогал Босуорту в работе, но в его зеленых глазах горел теперь иной огонь. Все чаще он задумчиво смотрел на океан, обнимая Конни, все чаще хмурил брови, когда думал, что она не видит этого.
Так прошла неделя, неделя абсолютно безоблачного, первобытного счастья.
12
Они лежали на смятых простынях, разгоряченные, упоенные друг другом, счастливые и бессильные, словно пловцы, выброшенные на берег. Дик шевельнулся первым, провел рукой по груди Конни, наклонился, поцеловал влажное от испарины плечо. В темноте тихо прозвенел ее смех.
Дик встал, подошел к распахнутому окну, потянулся, раскинув руки. Конни смотрела на него с нежностью и гордостью, больше не смущаясь и не отводя глаз. Дик был для нее кем-то вроде Аполлона, только рыжим.
— Хорошо…
— Да. Почему ты ушел?
— Чтобы вернуться. Так слаще любится.
— Дик.
— Что, светлая?
— Я тебя люблю.
— И я тебя люблю.
— Давай уже, возвращайся.
— Погоди. В разлуке чувства крепнут. Терпи.
— Не могу. Иди сюда.
— Конни?
— Что?
— А ты будешь меня вспоминать?
Слова упали на нее, словно отголосок того первого, страшного шторма. Конни села рывком в постели, обхватила голые коленки руками, тщетно пытаясь унять дрожь.