Теплая Птица
Шрифт:
В машине было тихо. Отец Никодим достал из кармана янтарные четки и задумчиво перебирал их, глядя на проплывающую за окном Вторую Военную Базу.
Взглянул на меня, щелкнул четками и, подбросив их на ладони, спрятал обратно в карман.
— Артур, давно хотел спросить у вашего брата, каково это — быть конунгом?
— Ваш крест, ведь вы знаете, что я лишь двадцать минут, как конунг.
— Да я не об этом, — досадливо отмахнулся отец Никодим. — Что ты чувствуешь? Эйфорию, мандраж?
Что
— Пожалуй, эйфорию. Легкую.
Отец Никодим засмеялся.
— Легкая эйфория — это прекрасно. Это что-то из чувственного арсенала бывших… Ты ведь знаешь о существовании бывших, Артур?
Странный, если не глупый, вопрос. Как можно не знать о бывших, если все кругом говорит о них?
— Знаю, ваш крест.
— Так вот, — глава ОСОБи потянулся, достав длинными ногами чуть ли не до спины шофера. — Я в свое время весьма увлекался бывшими, их, так сказать, культурой. Ты не поверишь, но легкой эйфории в этой культуре уделялось значительное место. Впрочем, бывшие предпочитали использовать термин «любовь»… Выходит, ты чувствуешь любовь, Артур.
Сидящий, как истукан, особист вдруг прыснул со смеху. Спина шофера пришла в движение. Отец Никодим, скаля зубы, хлопнул меня по плечу:
— Ну и рожа у тебя — камень! Ведь это шутка, Артур, всего лишь шутка. Я засмеялся через силу. Шутка?! Мне почудилось, что глава ОСОБи знает про меня и Марину…
— Ты спрашиваешь, куда мы едем? — вспомнил отец Никодим. — А мы уже приехали…
Перед нами — одноэтажное здание из серого кирпича с шиферной крышей и заколоченными окнами.
Внутри пахло табаком и зеленкой. За грубо сколоченными столами — люди. Шум жующих челюстей, стук кружек о дерево, разговоры, крики, смех. На нас — ноль внимания. По бетонным ступенькам мы спустились на заплеванный пол.
Только сейчас нас, наконец, заметили. Крики и смех смолкли. Глаза, глаза, глаза… Как я не плавлюсь под этими взглядами?
— Отец здесь, — словно шелест осенних листьев.
— Рустам! — крикнул особист из свиты отца Никодима.
Откуда-то (словно из-под бетонного пола) вынырнул желтолицый верткий мужичок с голым торсом: невысокий и костлявый. Он благоговейно склонился перед главой ОСОБи.
— Прошю, ваш крест. Столик свободна.
Рустам поспешил стереть со стола расплывшуюся лужу зеленки.
Мы, то есть Отец, шофер, два особиста и я, уселись на стулья. Кажется, стулья прибиты к полу: на случай, если накачанные зеленкой и кокаином стрелки вздумают вышибать друг из друга мозги. Я успел заметить: посетители имеют на рукавах нашивку в виде серпика луны — нашивку конунга АМР. Бар для высшего командования?
— Пожалюста, ваш крест.
Рустам поставил на стол горшок с чем-то дымящимся (запах — можно язык проглотить), бутылку зеленки.
— Рад услюжить… Это большой честь… Вам… И ваши друзья…
Голос Рустама заметно дрожал,
— Ладно, — миролюбиво произнес отец Никодим. — Накладывай жратву.
Рустам помешал половником в горшке и выложил на тарелку нечто коричневое, расплывающееся. Отец Никодим взял двумя пальцами тонкое, похожее на червя, волокно и отправил в рот. По лицу его расплылась блаженная улыбка.
— Что это? — проговорил я, когда Рустам опрокинул полный черпак в мою миску.
— Вареные глисты.
Вареные глисты? Это похуже крыс. Я совсем сник.
Отец Никодим засмеялся.
— Ну, я пошутил. Конечно, это тварка, томленая в горшке с сахарином и зеленкой. Фирменное блюдо Рустама.
Какой, однако, шутник глава ОСОБи.
Я с некоторой опаской выудил из миски «червя»… Вкусно.
Отец Никодим, улыбаясь, смотрел на меня.
— Нравится?
— Да, ваш крест, — вполне искренне отозвался я.
— Это хорошо.
Глава ОСОБи принялся задумчиво разглядывать свои ногти. Длинные, желтоватые.
— Это хорошо, — повторил он. — Как думаешь, для чего я привел тебя сюда?
— Вы оказали мне честь, празднуя со мной мое провозглашение, ваш крест.
Он невесело засмеялся.
— Да, разумеется, праздник… Но одновременно, это — поминки.
Поминки? Что он имеет в виду? По спине пробежал холодок…
— Это поминки по нашему знакомству, Артур, — сказал отец Никодим, выбивая пальцами дробь по столу. — Так уж вышло… Ты теперь конунг, а конунги редко пересекаются с особистами, и тем более с главой ОСОБи. У них своя жизнь, по большей части протекающая в Джунглях, — зачистки, марш-броски, учения… — он на секунду умолк. — А ведь жаль. Жаль, что Лорд-мэр определил тебя в конунги…
Кажется, я это уже слышал…
— Жаль, ваш крест.
А ведь мне и вправду жалко! Этот человек — ублюдок, он убил Бориса просто потому, что ему так захотелось, но… Но в отношении меня отец Никодим был добр. Пока… Люди, пожившие в Джунглях, падки на доброту.
Длинное ругательство огласило подвал. Я оглянулся. К нашему столу нетвердой походкой приблизился краснорожий конунг.
— Особисты, мать вашу! Мудаки е…ные!
Отец Никодим растянул губы в улыбке, отправляя в рот очередного «червя». Его адъютантам такая невозмутимость была не под силу.
— Ты чего кукарекаешь, петушок? — сквозь зубы процедил один из особистов. — Иди еще зеленки выпей.
— А ты не указывай, что мне делать, — конунг и вправду едва ворочал языком. — Вы, особисты, горазды указывать, сидя на базе или в Цитадели.
Он сплюнул на пол длинной зеленой лентой и обратился к своим собратьям, сидящим за столами.
— Кто-нибудь видел в Джунглях особиста? А?
Тишина. Настороженные взгляды. Судя по всему, другие посетители заведения еще не настолько упились, чтобы дать волю языкам.